— Эберли очень проницательный. Несомненно, мы пришли к одним и тем же выводам. Я понял, что Первый был просто результатом эксперимента и что он человек. А также, что он не уникален. Потенциально эти лучи могут повлиять и на других. Тогда я возмутился роли, которую сыграл в этом деле. Я почувствовал себя обманутым. Вот почему я использовал трассеры, чтобы найти лабораторию Первого. Она оказалась пустой, но вскоре появился робот в качестве доказательства. — Красные губы Оуэна скривились. — Я слишком многое узнал, поэтому стал угрозой планам Первого. Из-за этого я оказался в заключении, но со временем сбежал.

Пауэлл кивнул, вспоминая груду узловатых веревок, которую увидел в коридоре за пределами лаборатории робота.

— После побега я находился в постоянной опасности. Я понятия не имел, кто такой Первый и где он находится. А невозможно вечно прятаться от человека, которого вы не знаете. Кроме того, меня разыскивало БМР. В этом виноваты вы, Пауэлл. Подумайте о моем затруднительном положении. Где я мог спрятаться в городе после объявления военного положения, в городе, из которого никто не может убежать?

— Но пока что у вас все в порядке, — заметил Пауэлл.

— Спасите меня. Я не собираюсь оставаться здесь. Нью-Йорк должен быть возвращен на Землю. Первый должен быть уничтожен. В этом у меня нет никаких идеалистических мотивов. Я лишь пытаюсь защитить себя. Поэтому я ухватился за идею Эберли пробиться в этот новый мир, чтобы найти оружие, которое я мог бы использовать для уничтожения робота. Отказ от последствий этого чудовищного эксперимента также принес бы мне пользу. Я хочу найти определенное устройство — устройство, которое генерирует лучи этой расы гигантов. Я считаю, что это ключ к нашей проблеме.

Оуэн откинулся на спинку кресла, сплетя толстые пальцы на своем выпуклом животе.

— Я мог бы убить вас, но мы находимся, без сомнения, в очень опасном мире. Вы молоды, сильны и способны на многое. Вы можете мне помочь. Если вы этого не сделаете, то сами будете виноваты во всех последствиях. Да-да, виноваты! — Ученый энергично закивал. — Вы можете захватить «Манхэттен», но не сможете стронуть его с места. Мы работаем для одной и той же цели, и личные чувства не должны вмешиваться в наши действия.

Ну что ж, подумал Пауэлл, слова Оуэна звучат в высшей степени логично. Не считая личных мотивов, нет причин отказаться от заключения соглашения. Но что еще остается? Пауэлл не мог торчать вечно на неподвижном корабле, ожидая, пока Оуэн будет обыскивать новый мир. И что более важно, Пауэлл сгорал от нетерпения, желая увидеть и снять таинственный мир, находящийся за пределами металлических стен «Манхэттена».

— Ладно, — сказал он. — Но я полагаю, вы без малейших колебаний убьете меня при первой же возможности, даже не задумываясь.

Оуэн удивленно приподнял брови.

— Но зачем же? Пока мы работаем ради выполнения одной и той же цели, мы можем помогать друг другу. Вот если наши цели начнут конфликтовать, тогда я должен буду подчиниться логике. — Его громоздкая фигура заколыхалась. — А пока разблокируйте иллюминаторы. Я мало что смог увидеть на экранах.

Пауэлл повиновался, чувствуя непреодолимое искушение. За кораблем лежал мир, которого никогда еще не видели человеческие глаза. Какой же он?

Щитки со щелчками откинулись, открывая иллюминаторы. И Пауэлл почувствовал разочарование. Он нахмурился, уставившись в крутящуюся серость. Оуэн подошел к другому иллюминатору и прищурился, прикусив губу.

— Взгляните, — тихонько сказал он. — Туман рассеивается.

Туман — или пар — закружил ветерок. И внезапно пылающий, яркий свет чуть-чуть голубоватого оттенка ослепил людей. Пауэлл отпрянул, зажмуриваясь. Потом схватился за рычаг, закрывая иллюминаторы.

— Очки, — сказал Оуэн.