Изменить размер шрифта - +
 – Как ты меня достал.

Давление на спину исчезло. Сергей поднялся, бросив на землю обломок трубы, и снова начал разглядывать щели между фанерными листами. Паша сжался, обхватив ногу двумя руками. Боль орала у него в голове пронзительно, на одной ноте, и он не мог дышать, потому что если бы открыл рот, крик вырвался бы наружу. Он сильнее закусил губу и вжался лицом в землю.

– Если подумать, это просто кусок картона, выкрашенный в разные цвета. До сих пор не понимаю, с какой стати он такой дорогущий, – задумчиво протянул Сергей у него над головой.

Паша с трудом разлепил мокрые глаза. Сергей держал в руках картину, и в темноте Паше вдруг показалось, что с нее исчезли все краски, что это и правда лишь кусок картона – бесполезный, жалкий и старый.

Раздался сдавленный, всхлипывающий звук, и Паша решил, что издает его сам. Но, судя по боли в нижней губе, он все еще крепко зажимал ее зубами. Паша с трудом приподнял голову и едва не задохнулся от облегчения: у входа под навес стояла растрепанная Варя с прилипшими к лицу волосами – наверное, она увидела, что ее папы нет за столом, и решила проверить, все ли в порядке.

Она смотрела на отца безнадежным, остановившимся взглядом: наверное, до этой минуты не верила, что он возьмет картину. Эта мысль дошла до Паши медленно, будто ковыляла через огромный пустырь боли, простиравшийся теперь в его голове до самого горизонта.

– …Поговорим, и я все тебе объясню, – сказал Сергей. Голос был успокаивающий, добрый. – Они задурили тебе голову. Ты должна слушать меня, а не их.

– Что… что с ним? – без голоса спросила Варя.

– Упал, когда из окна с картиной прыгал. Неуклюжий, сама видишь. Брел сюда с таким шумом, что я услышал, – Сергей положил картину на груду пустых ящиков, подошел к Варе и взял ее за плечи: – Слушай меня, детка. Все, что я делаю, я делаю для тебя. Ты же это знаешь, да? А теперь твоя очередь кое-что для меня сделать.

Он встряхнул Варю с такой силой, что ее голова мотнулась из стороны в сторону, и прибавил уже мягче:

– Сделай нормальное лицо. Возвращайся за стол. Тихо скажи клоуну, который сейчас развлекает гостей, что дружок просит его подойти туда, где спрятана картина. Уверен, он в курсе, где это. Пусть идет сюда, а ты оставайся за столом. Ясно?

Паша очень надеялся услышать «нет» и еще что-нибудь вроде: «Папа, ты слишком далеко зашел, я всем расскажу, что тут происходит». Но Варя с тем же неподвижным взглядом кивнула и, спотыкаясь, пошла к дому. Когда ее шаги стихли, Сергей присел рядом с Пашей и невозмутимо проговорил:

– Знаешь, почему ты не кричишь? Ты сам понимаешь: все, кто есть сейчас в доме, – друзья моей семьи, и они поверят мне, а не тебе, – он вдруг похлопал Пашу по щеке. Тот хотел отдернуться, но не мог: боль начала отступать, оставляя бессмысленное отупение, будто выжженную землю. – Ты просто воришка: утром влез к моей матери, а теперь в комнате попал на запись камеры наблюдения. Так что веди себя тихо, иначе будет еще больнее.

Паша через силу кивнул. Он понял, что Сергей хочет сделать, – так ясно, словно придумал это сам.

Конечно, он их не отпустит. Было бы глупо получить такую ценную вещь и оставить в живых тех, кто в любой момент может рассказать, откуда она у тебя взялась.

В кино злодеев было легко отличить: они злобно хохотали и всегда были глупее хороших героев. А оказалось, что все не так. Единственная надежда была на то, что Варя с Ильей что-нибудь придумают, но она растаяла, когда поблизости зашуршала трава, и к навесу вышел Илья. Варя сделала ровно то, что велел отец, и Паша едва не застонал. До него наконец дошло: Сергей выиграл, а он проиграл.

 

Увидев Сергея, Илья приоткрыл рот и замер.

Быстрый переход