- Тьма… - Длинный, протяжный, шипящий голос старухи змеей скользнул в темном, спертом воздухе кельи, вновь заставив Шурика инстинктивно отшатнуться.

    - Тьма над Русью… - снова зашипела карга, неотрывно глядя на язычок пламени, танцующий на вершинке свечи. - Реки крови. Море слез. - Ее голос притягивал к себе, завораживал, гипнотизировал. - Море вражеских воинов. Море стали. Тысячи клинков. Больше. Десятки тысяч клинков. Больше. Вижу! Вижу!!! Море стали! Море клинков! Море огня! Стальной змей ползет, извивается, шипит! Прямо к Москве ползет. В самое сердце Россию уязвить хочет! На поле он! На поле он! Смерть!!! - Старческий голос вдруг окреп, налился неведомо откуда взявшейся силой. - Смерть всюду! Одна лишь смерть всюду!!!

    Шурик неотрывно смотрел на стену, где бесновались когтистые, хищные тени, отбрасываемые неярким светом свечи.

    - Стальной змей подползает к Москве. В самое сердце бьет Россию! Горит Москва!!! Гибнет сердце земли Русской! Море огня расплескалось по берегам Москвы. Все в огне! Пали башни кремлевские, звездные! Пали!!! И Русь пала вместе с ними!!! - Руки ведьмы (будем называть вещи своими именами, подумал Шурик, стараясь забиться между стеной и Данилой Петровичем, тоже полумертвым от страха) взлетели вверх, а потом протянулись к Афанасию Максимычу. - Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?! - завопила старуха, тыча костлявым, кривым пальцем в боярина, словно призывая того к ответу. - Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, еще какие! - заголосила она, не дожидаясь ответа. - Постой-ка, брат мусью!

    Забыв про необходимость дышать, Шурик во все глаза глядел на старую каргу. Ее пронизывала энергия, исходившая неизвестно откуда. Пальцы ее изогнулись длинными, хищными когтями, вцепившимися во что-то незримое, но явно присутствующее в темной келье. Седые волосы, и ранее торчавшие во все стороны, теперь просто встали дыбом. Зенки, вынырнувшие из бездны глубоких колодезных глазниц, уже не просто светились, а натуральным образом искрились. В общем, зрелище было то еще!

    - Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?! - повторила вопрос ведьма, на этот раз адресовав его посредством своего корявого, синнющего перста Даниле Петровичу. - Тьма над Русью!!! Смерть над нами!!! Антихрист идет по земле святой!!! На поле он!!! - Она голосила все громче и громче. Ее голос, тихий поначалу, теперь буквально пригибал к земле, а энергия, источаемая им, казалась почти материальной. - Смерть повсюду! Одна лишь смерть!! СМЕРТЬ!!! - заорала карга так, что Шурик чуть не нырнул под лавку, а потом встала, взлетела, воспарила над столом с оглушительным, нечеловеческим воплем и рухнула на него, словно дерево, подкошенное сокрушительным ударом дровосека!

    Свеча, снесенная ее рукой, полетела на пол, зашипела и погасла, погрузив келью в совершенную тьму…

    - О господи! - пронеслось в темноте, и Шурик даже не понял, кто это произнес: один из его соседей или же он сам.

    - И давно это с ней? - спросил Данила Петрович, отложив на блюдо надкушенную горбушку.

    - Да уж почитай скоро как год, - ответил Игнатий Корнеич, отставляя стопку в сторону. - Год, как началось, и полгода, как мы об этом узнали.

    …После того как экстаз ведуньи (матушка-игуменья категорически запретила называть старуху колдуньей, ведьмой или как-то в этом роде) достиг апогея и она безжизненным кулем рухнула на стол, в келью вошла настоятельница и вывела гостей, пребывавших в совершенно подавленном настроении, наружу. Поднявшись этажом выше, они оказались в просторной, хорошо освещенной палате, где на столе весело поблескивал большой самовар, отражавший пламя многочисленных свечей.