Ему никто не ответил. В палате царила мертвая тишина, и только в углу, перед образами, тихонько потрескивала лучина.

    - Спасение есть, - проговорил Игнатий Корнеич, выждав немного, и воевода вскинул поникшую свою голову. - Спасение есть, - убежденно повторил купец. - Наше спасение заключается в том, чтобы заблаговременно узнать о французском вторжении и приготовить достойный отпор супостатам. Видение, посланное Господом одержимой Фекле, - уже большое подспорье и помощь нам в этом деле. Теперь мы по меньшей мере знаем о том, что Париж злоумышляет против России. Знаем и… на основании этого можем действовать дальше.

    - Но как действовать-то?! - Данила Петрович снова обрушил свой тяжелый кулак на столешницу. - Как действовать?! Может быть, собрать войско да самим двинуться на этот Париж, чтоб ему пусто было? - сгоряча предложил он. - Разрушить его до основания, ну или… подчинить, как Казань!

    - Храбро мыслишь, Данила Петрович! - похвалил его Афанасий Максимыч. - Храбро, но, к сожалению, без учета ситуации. Вот скажи мне, Данила Петрович: понимаю я ситуацию или же нет?

    - Ты-то, боярин?! - Воевода округлил глаза. - Ну если уж ты ситуацию не понимаешь, тогда, считай, никто на всем белом свете ситуацию не понимает!

    Афанасий Максимыч удовлетворенно кивнул.

    - Вот и я так же думаю. И ситуация, насколько я ее понимаю, такова: нельзя нам сейчас на Францию войной идти! Никак нельзя! Как бы ни хотелось проучить державу сию дюже агрессивную да столицу ее злодейскую, Париж-город покорить да разграбить… ну то есть разрушить, а только не по силам это нам нынче. Не по силам. Сам, поди, знаешь, в каком состоянии народное хозяйство после нашествия польского находится. Сколько горя мы все хлебнули. Сколько жизней нам стоило врага за порог Отечества выставить. Нету, Данила Петрович, у нас сейчас силы, чтоб на Францию войной идти. Нету, - еще раз, тверже прежнего, сказал боярин.

    - Да, - подтвердил Игнатий Корнеич. - Силы нет, а воевать-то все одно нужно. А когда силы нет, знаешь, Данила Петрович, чем берут?

    - Знамо дело чем. Хитростью конечно же! - ответил воевода.

    - Правильно. Хитростью. Вот на том мы и порешили. Если не по силам нам пока еще в открытую с французами сцепиться, обязаны мы их во имя спасения земли Русской хитростью превозмочь, коварством мы их одолеть должны! - Купец многозначительно покачал пальцем. - Если не можем мы пока что войско грозное на Париж двинуть, нужно туда хотя бы одного человечка заслать, чтобы человечек этот разнюхал, что к чему, и сообщил бы нам уточненные планы французов: как, когда и, главное, почему они на Русь напасть хотят!

    - То есть лазутчика к ним забросить? - смекнул воевода.

    - Именно! Сам-то я хотя во Франции и побывал, а вызнать-то ничего не вызнал. У меня ж подданство российское просто на лбу написано! А при чужестранном подданном разве станет кто о чем серьезном говорить? Нет, нам нужен совершенно иной человек! Молодой, ибо молодые менее взрослых традиции и обычаи дедовы почитают, а напротив - так и смотрят, как бы чего модного, иностранного да чужеродного в жизнь свою привнести, нагнетая тем самым конфликт поколений. Владеющий языком французским, чтобы за своего в Париже сойти, да оружием благородным, чтобы в высшее общество доступ получить, ибо только там, в высшем обществе, можно добраться до необходимой нам информации. Крестьянство с духовенством, как известно, войн не затевают, у них в этой жизни другие цели и задачи. Ну, кому-то здесь еще не ясно, кого я в виду имею? - спросил Игнатий Корнеич, повернувшись к Шурику.

    Да уж кому тут могло быть что-то неясно! Не только купец, но и боярин с воеводой испытующе уставились на юношу.

    - Ну что скажешь, Александра Михайлович? - спросил его Афанасий Максимыч.