Да уж кому тут могло быть что-то неясно! Не только купец, но и боярин с воеводой испытующе уставились на юношу.

    - Ну что скажешь, Александра Михайлович? - спросил его Афанасий Максимыч. - Готов ли ты жизнью своей молодой ради Отечества рискнуть? Готов ли ты отправиться в зловещий град Париж, где вызревают планы новоявленных Чингисханов и Мамаев, ливонцев и шляхтичей? Готов ли ты грудью своей Русь прикрыть от нового удара, который может оказаться сокрушительнее всех прежних? Отвечай нам как на духу!

    Испытывая странное чувство отрешенности, словно душа его оставила бренное тело и воспарила, Шурик поднялся из-за стола и ответил:

    - Готов. Готов, батюшка Афанасий Максимыч.

    - Верно ли ты говоришь? - вопросил боярин, будто бы не вполне поверив, усомнившись в его ответе. - Подумай еще раз! Как следует взвесь свои шансы домой вернуться. Лично я их уже взвесил и скажу тебе по секрету: Александра Михайлович, неважные у тебя шансы домой вернуться! Почти нулевые шансы твои…

    - Батюшка-свет! - Шурик перебил боярина, но не устыдился этого, понимая, что сейчас, вот именно сейчас, имеет на это полное право! - Уверен, отец мой, отправляясь следом за Данилой Петровичем на защиту Кирилло-Белозерской обители, не просчитывал никаких шансов! И мой дед, до него землю Русскую оборонявший, не о своей шкуре думал, а об Отчизне помышлял! Так мне ли думать о каких-то шансах, если в моей воле Россию от беды страшной уберечь?! Я отправляюсь в Париж! Седлайте коня!

    Боярин встал, обошел стол и, обняв Шурика, троекратно расцеловал его:

    - Молодец, хлопчик! Хвалю тебя за храбрость твою, за мужество христианское и верность Отечеству! - На глазах Афанасия Максимыча блеснули слезы, но он сдержался и, усадив юношу на табурет, прибавил: - А насчет коня не торопись. Прежде чем коня седлать, нам с тобой еще ой как много обговорить нужно…

    …- Не замерзли стоять-то?

    Шурик вздрогнул и обернулся, оторвавшись от созерцания белого полотна заснеженной равнины.

    Брат Григорий, надзиравший за отроками во время отлучек Игнатия Корнеича, поднялся на монастырскую галерею и, предосудительно покачивая головой, взирал на своих подопечных, прохлаждавшихся без дела.

    - Вот приедет Игнатий Корнеич, я ему обязательно скажу, как вы тут от дела-то отлынивали, - пригрозил инок.

    Шурик рассмеялся и снова обременил руку шпагой. Брат Григорий хоть и был строг к мальчишкам, но никогда не жаловался на них вышестоящему начальству. Не считая конечно же Вседержителя Небесного, который, впрочем, и сам находится в курсе всех прегрешений людских…

    - Начали! - отсалютовал он Михаилу с Родионом, также принявшим боевую стойку.

    Клинки скрестились с пронзительным звоном.

    Как выяснилось, отправлять его в Париж немедленно, прямо из-за стола, никто не собирается. Хотя, по мнению боярина Афанасия Максимыча, волею молодого царя Михаила Федоровича Романова назначенного верховным воеводой по борьбе с французами, и купца Игнатия Корнеича, первого его заместителя, мешкать с отправкой разведчика в тыл врага, на берега Сены, было неосмотрительно, по их же мнению, еще менее осмотрительно было торопиться с этим делом. Ввиду уникальности и неповторимости Шурика, единичности его как владеющего разговорным французским языком и фехтовальным искусством во всей земле Русской, рисковать им было совершенно невозможно. Риску нам и так хватит, сказал Игнатий Корнеич, чтоб еще нарочно его преумножать.

    Прежде чем отправлять Шурика в дальнюю дорогу, руководство решило потратить хотя бы пару месяцев драгоценного времени на дополнительную подготовку разведчика. Молодость, знание вражеского языка и фехтование - это, разумеется, прекрасно, но, принимая в расчет исключительность миссии, многообразие и непредсказуемость препятствий, могущих встать на его пути, решено было обучить юношу еще ряду премудростей, коих он в силу своего простого происхождения не знал.