|
Молодость, знание вражеского языка и фехтование - это, разумеется, прекрасно, но, принимая в расчет исключительность миссии, многообразие и непредсказуемость препятствий, могущих встать на его пути, решено было обучить юношу еще ряду премудростей, коих он в силу своего простого происхождения не знал. Так, например, Данила Петрович сразу же обратил внимание сановников на то, что Шурик всего пару раз в жизни держал в руках огнестрельное оружие, да и то не сам стрелял, а просто подносил его воеводе или отцу во времена Кирилло-Белозерской эпопеи. Это немедленно было взято на заметку, равно как и то, что ученик Старого Маркиза абсолютно не владел французским письмом, ибо им не владел и его учитель.
Исходя из этого, Игнатий Корнеич разработал программу подготовки лазутчика, «Курс молодого ратоборца», как он его называл. Этот курс, по его мысли, должен был помочь Шурику с честью выйти из самых нелегких испытаний и победоносно завершить свою миссию. Если, конечно, эту миссию в принципе можно завершить победоносно… Поскольку данная подготовка (равно как и сам факт существования разведчика) не должны были стать достоянием общественности, решили подыскать уединенное местечко. С одной стороны, не подле самой Москвы (что можно утаить подле самой Москвы-то?!), с другой - не слишком уж далеко от нее, дабы не затруднять сверх меры сношения с Кремлем, который Шурику строго-настрого велели отныне именовать «Центр», и никак иначе. В конечном счете подходящее местечко отыскалось неподалеку от Суздаля. Небольшой монастырь двухсотлетней молодости, малонаселенный из-за оттока значительной части братии в Смутное время в северные скиты и обители, приглянулся Афанасию Максимычу, и он выхлопотал у царя разрешение приспособить его для нужд молодой российской спецслужбы. Малочисленность братии играла исключительно положительную роль, так же как и обет молчания, уберегавший уста иноков от излишней болтовни. В эту-то обитель Шурик с Игнатием Корнеичем и направились, проведя неделю в Москве. Афанасий Максимыч остался в столице (которую Шурику так и не удалось толком осмотреть, ибо его практически не выпускали за стены Центра, чтобы, не дай бог, ни одна иностранная или же, напротив, русская купеческая морда не могла бы заприметить его, запомнить и потом окликнуть на набережной Сены), а Данила Петрович отбыл в Вологду, обещав скоро быть. Под конец недели Шурику привели семерых отроков приблизительно его же возраста, велев отобрать из них двоих спарринг-партнеров для фехтования. Были среди них и те двое остолопов-«экзаменаторов», коих он одолел в первый день, однако Шурик, рассудив по-своему, выбрал Мишаню из Малоярославца, отличавшегося немереной силой, да Родиона Тверского - хитрого, верткого (во всех смыслах этого слова) паренька. Как сказал бы Старый Маркиз, идеальное сочетание соперников: сильный и изворотливый. Они и отправились в Суздальский монастырь [5] вместе с Игнатием Корнеичем и Шуриком, став учениками и оппонентами того в ежедневных схватках. Возобновив тренировки, заброшенные больше двух лет назад по причине недомогания, а после - смерти наставника, Шурик сразу же почувствовал, как сильно сдал за это время. Сдал не в смысле силы (силы-то у него было дай бог каждому! Пять-шесть часов в день кузнечным молотом махать - это вам не семечки на завалинке лузгать!), а в смысле фехтовального мастерства - оно, как и любое другое мастерство, любит постоянную и непрерывную школу, повторение, которое доподлинно есть мать учения. Но, несмотря на это, он весьма рьяно взялся за своих спарринг-партнеров (придумали же, блин, слово нерусское!), стремясь максимально полно передать им свой опыт. Во-первых, это было нужно ему самому, чтобы обрести в их лице достойных соперников, ну а во-вторых… Во-вторых, Шурик прекрасно понимал, что, приставив к нему учеников, Афанасий Максимыч пытается подстраховаться на случай его провала. |
