— Буду я ради всякого висельника от
серьезного дела отрываться…
Кровь бросилась д'Артаньяну в лицо, но он сдержался и
повторил спокойно:
— Сударь, не посторонитесь ли?
— Чего они так спешат? — громогласно вопросил один землекоп
другого, так, словно они находились друг от друга на расстоянии
футов ста, а не в двух-трех, как это было на самом деле. — Черти,
что ли, за ними гонятся?
— Не черти, а стража, надо полагать, — так же громко ответил
тот, упорно не глядя в сторону путников. — У них на похабных
мордах написано, что полиция им — как нож острый. Сперли что-
нибудь в Кревкере, вот и уносят ноги…
«Это все же странно, — подумал д'Артаньян, украдкой
оглядевшись и примерно прикинув, где следует прорываться при
нужде. — Трудно, конечно, ожидать от землекопов и прочих дорожных
рабочих изящных манер, народ это в большинстве грубый и
неотесанный, но все равно не самоубийцы же они, чтобы вот так, с
ходу и хамски, задираться с четырьмя хорошо вооруженными
путниками, из которых ровно половина — несомненные дворяне? Ох,
подозрительно…»
— А может, они и не воры, — вмешался третий. — Что ты на
добрых людей напраслину возводишь, Жак Простак? Может, они —
o`pnwj` голубков с итальянскими привычками, а в Кревкере такого не
любят, как и по всей Франции… Как ты думаешь, кто у них муженек, а
кто женушка? Усатенький охаживает безусого или наоборот?
— Я так думаю, что обоих этих франтиков охаживают те два
молодца с продувными рожами, — отозвался ещё один. — По рожам
видно, что не раз сиживали за то, что зады повторяли. А
молоденькие у них заместо-вместо девочек…
— Может, они и Рюбену сгодятся? — захохотал ещё один. — Рюбен
у нас в Италии воевал, нахватался тамошних привычек… Эй ты,
безусый, может, сойдешь с коня и на четырки встанешь? Рюбен тебе
два пистоля заплатит…
— С дороги, мерзавцы! — воскликнул д'Артаньян, в котором все
кипело гневом. — Или, клянусь богом…
Он замолчал, подавив неудержимый гнев, и всмотрелся в самого
дальнего землекопа, показавшегося ему смутно знакомым:
исполинского роста, как ни старается сгорбиться, прячет лицо, но…
— Вперед, де Вард, вперед! — отчаянно закричал д'Артаньян,
пришпорив жеребчика так, что тот, фыркая, прямо-таки прыгнул
вперед, сшибив грудью землекопа, с оханьем улетевшего спиной
вперед в глубокую яму. — Это Портос, Портос! Засада!
Землекоп исполинского роста резко выпрямился, отшвырнув
лопату, запустил руку за ворот грубой рубахи — и прямо перед
грудью коня д'Артаньяна шумно прожужжала пистолетная пуля.
— Вперед, вперед! Засада!
Краем глаза д'Артаньян видел, как мнимые землекопы, отступив
к канаве, вытаскивают оттуда мушкеты, ожесточенно, с исказившимися
лицами раздувая тлеющие фитили…
Всадники рванулись вперед, сшибив неосторожного, не успевшего
убраться с раскисшей дороги, мелькнуло перекошенное от ужаса лицо,
копыта жеребчика звучно стукнули во что-то мягкое — но гвардейцы
уже вырвались из низины.
Вслед им загремели выстрелы, зажужжали пули, с тугим
фырчаньем рассекая воздух, — и д'Артаньян отметил почти
инстинктивно, что их жужжанье все время слышалось по обеим
сторонам и ниже, на уровне колен или пояса… «Они стреляют по
лошадям, — сообразил гасконец, давая коню шпоры. |