Анна Австрийская, прекрасная и надменная, невозмутимая и
гордая, холодно вымолвила, глядя куда-то мимо него:
— Я обвиняю этого человека в том, сударь, что он в компании
таких же висельников, как сам, убил мою кастеляншу и камеристку
Констанцию Бонасье — с заранее обдуманным намерением и умыслом.
Свидетелей более чем достаточно, убийцы были столь наглы, что не
скрывались вообще… Можно, конечно, упомянуть ещё и об осквернении
монастыря Труа-ле-Ан, но и убийства Констанции Бонасье с лихвой
достаточно, чтобы отправить этого человека на плаху…
— Мне позволено будет защищаться? — с величайшим почтением
осведомился д'Артаньян у короля.
— Если у вас получится, — почти отрешенно ответил тот.
— Смею думать, — сказал гасконец. — Я начал бы с того, что её
величество пребывает в некотором заблуждении относительно
помянутой Констанции Бонасье. Собственно говоря, никакой
Констанции Бонасье на свете не существовало вовсе. Нет, я в своем
уме, ваше величество. Констанция Бонасье — это маска, миф, такая
же подделка, как фальшивая монета. На самом деле жила-была на
свете женщина по имени Камилла де Бейль, она же графиня де Рошфор,
— дворяночка из захудалых, в четырнадцать лет заклейменная
венецианским судом как пособница отравителя, не разоблаченная до
конца по недостатку прямых улик; в шестнадцать вышедшая замуж за
графа де Рошфора, а ещё через полгода попытавшаяся его убить.
Когда она выходила за мэтра Бонасье, она все ещё оставалась
законной женой графа де Рошфора, так что, с точки зрения
французских законов, никакой Констанции Бонасье, супруги
галантерейщика, не существует вовсе. Была только двоемужница
графиня Камилла де Рошфор… Она зарабатывала на жизнь, подсыпая
безотказный и не вызывающий подозрений яд людям, которые мешали
заказчику. Меня самого она пыталась отравить дважды. Когда она
убила женщину, которую я любил, мы настигли её и угостили её же
собственной отравой…
Он говорил и говорил, видя, что король все более и более
увлечен услышанным. Он приводил имена и подробности, рассказывал о
том, чему был свидетелем сам, и о том, что узнал от других. О
браке Рошфора и смерти мужа Анны, о событиях в монастыре Труа-ле-
Ан, о двух бокалах вина на шатком гостиничном столе…
— Самое смешное во всей этой истории, ваше величество, —
сказал он, глядя на королеву, — что мое помилование у меня в
кармане, и подписано оно вами…
— С ума вы сошли, шевалье? — взгляд Анны Австрийской был
ледяным.
— Извольте убедиться, — сказал д'Артаньян, протягивая ей
известную бумагу, уже изрядно помятую оттого, что её долго таскали
под одеждой и Камилла, и он сам. — По-моему, имя здесь не
проставлено, так что это — открытый лист…
Ей достаточно было одного взгляда, чтобы узнать выданное ею
самой охранное свидетельство. Завладевший им вскоре король изучал
dnjslemr гораздо дольше. Потом рассмеялся — негромко, неприятно,
зло.
— В самом деле, сударыня, — сказал он уже без тени хандры. —
Шевалье д'Артаньян прав. У него и в самом деле лежало в кармане
подписанное вами разрешение творить, что угодно…
— Но, сударь…
— Молчите, сударыня, — произнес король таким тоном, что в
комнате моментально воцарилась тяжелая тишина. |