— Вы сами не можете создать ракеты? — спросил я. Анквилла покачал головой.

— Наши специалисты просчитали — затраты сил и времени на это будут такими, что мы не успеваем. Никак. Ведь речь идет о ядерных боеголовках, представь, какая индустрия, какие ресурсы нужны для создания таких ракет! И все это еще под лан-полем, с соблюдением режима секретности. Единственный выход — использование тех ракет урку, что уже имеются в разных странах. В сочетании с нашими дисками — их примитивные челноки не способны доставить ракеты к цели.

Он говорил спокойно и веско, как будто речь шла не о конце света, а о мелкой проблеме коммунальной политики.

Мы выпили еще по бокалу — за мою удачную интеграцию в Лаккамири. Что-то кольнуло в сердце — да, пути назад нет. У меня уже нет выбора. Не то, что мне здесь не нравится — но отсутствие выбора напрягает. Получается, я стал эмигрантом.

— Ну а как ты вообще, Клаус? — спросила Инти. Я пожал плечами.

— Хорошо. Пожаловаться не могу.

— А настроение как? — Анквилла испытующе глянул на меня.

— Не знаю, — ответил я честно. Понятно, о чем он спрашивает. О том же, о чем мы не договорили два года назад, в российской гостинице. Но что я могу ответить сейчас?

— Я ни в чем не уверен, дед, — почему-то я привык обращаться к нему так, — мне разобраться надо. Я не могу вот так, с бухты-барахты…

— Но ты же можешь задавать вопросы. Узнавать. Вот прямо сейчас даже! — заметила Инти. Я взглянул на нее. С ума сойти, и ей за девяносто, она старше Анквиллы! На вид — 40–50, не более. Разве что вокруг карих глаз тоненькая сеть морщинок.

— Хорошо, — сказал я, — но вопросов много.

— Например?

— Ну например… конечно, я не то, чтобы прямо как-то отношусь к церкви, но я воспитан католиком. Конечно, я понимаю, что церковь во многом дискредитировала себя… Но все-таки христианская культура… И ведь основа ее, само Евангелие, сами идеи Христа — они действительно… как бы их ни исказили, но сами-то они хороши. А у вас этим даже не пахнет, вы это, похоже, отрицаете.

— Как и все другие религии, — подсказала Алиса.

— Да. Но я не думаю, что это так уж хорошо…

Инти с Анквиллой переглянулись. Женщина глубоко вздохнула.

— Ты хочешь знать, как мы относимся к Иисусу Христу?

— Ну в общем — да. Хотелось бы.

— Когда-то Анк задал мне такой же вопрос, — она взглянула на мужа, — и я ответила ему так: мы все знаем Иисуса Христа. Все. Но никогда об этом не говорим.

— Почему?

— А ты въедливее Анквиллы!

— Ну-ну, я ведь тоже узнал… впоследствии, — возразил мой дед. Инти улыбнулась ему.

— Да. Ладно, Клаус, я расскажу.

И она рассказала.

Иешуа был сыном чистокровных амару. Тогда это не было исчезающей редкостью, тем более — среди иудеев, народа, который чуть ли не искусственно создал амару Моисей.

Именно поэтому семья отправилась в Египет для рождения сына, но слегка не рассчитали сроки. В Египте располагалась одна из последних полуоткрытых имата. Они жили в имата более десяти лет, там Иешуа получил первоначальное воспитание и образование, а потом снова ушли оттуда.

Мать Иешуа, и видимо, также его отец, были убежденными сторонниками вмешательства в жизнь урку. Сведения об отце Иешуа сохранились лишь косвенные, а вот Мариам сама писала много, и в имата остались ее книги и записи.