И через долгое, долгое время наконец заснул.

Ему приснился странный сон.

Во сне Оуэн был рыбой, бездельничающей в водах тропического моря. Высоко над ним проплывала тень корабля, странно напоминающего гигантский деревянный башмак. Из тени тянулись вниз длинные стержни, медленно изучающие дно моря, как телескопы. Оуэн подплыл к одному из них. Вода текла через его жабры, напоминая об удивительном, необъяснимом напитке времени, который он испил из голубых эмалевых часов будучи человеком. Казалось, это произошло давным-давно.

Пошевеливая плавниками, Оуэн опустился под ближайший стержень и подплыл ближе, вглядываясь в то, что могло быть линзой. Он смотрел прямо в большой внимательный странный голубой глаз...

Оуэн проснулся.

Голубой глаз оказался квадратом ясного голубого неба в окне. Оуэн лежал, глядя на него и не желая принять темноту реального мира. Он все еще не отошел от сна и слабо махал руками, пытаясь плавно выплыть из кровати. Но вскоре понял, что больше не является рыбой. Он был Питером Оуэном, с ужасными проблемами и темным будущим.

Он сел и заранее начал бояться предстоящего дня. Жизнь в качестве секретаря дяди Эдмунда мало чем могла похвастать, особенно сейчас, когда все надежды выхлопотать роль леди Пантагрюэль для Клэр были мертвы. Дядя Эдмунд находился в худших из возможных отношений со всеми, кого встречал, причем сам к этому и стремился! Он даже пытался то и дело поссориться с миролюбивым доктором Краффтом, впрочем, так ничего и не добившись. Со всеми остальными он постоянно и с радостью ругался, и одной из самых сложных обязанностей его секретаря было улаживание этих конфликтов до такой степени, чтобы сохранить С. Эдмунду Штамму жизнь. На тот момент дядя Эдмунд состоял в смертельной вражде с начальником полиции Лас Ондаса и с местным мусорщиком. И всему этому дядя Эдмунд уделял искреннее внимание.

Это делало жизнь посредника между дядей Эдмундом и всем остальным человечеством очень сложной. Но уже завтра Питер Оуэн перестанет им быть. Возможно, умрет, потому что уйти от дяди Эдмунда было все равно что пригласить к себе домой молнию, но смерть — это еще не худший конец.

С несчастным видом Оуэн посмотрел в окно. Скала успокаивала тем, что на ней не было кипариса, и это слегка улучшило настроение племянника.

— Что за сон, — пробормотал он.

Потому что это должен был быть сон, — скорее, два сна: один с пивом и кипарисом, а второй с рыбой и кораблем. В каком-то еще были часы. Или нет? Оуэн глянул на прикроватный столик. Только электрические часы.

Ах, это сон, — подумал он. — Ясный, но все же сон.

Он говорил это себе, — не сильно веря в свои слова, — спускаясь на завтрак на нижний этаж.

— Необязательно было так торопиться, — оторвавшись от овсяной каши, сказал дядя Эдмунд с едкой улыбкой.

— Дядя Эдмунд, — сделав глубокий вдох, начал Оуэн. — Дядя Эдмунд, заткнитесь! Я от вас ухожу.

Затем он задержал дыхание и стал ждать удара, который выбьет из него дух.

В чем же заключалась проблема, которая привела Питера Оуэна к такому опрометчивому решению? Всему причиной была Клэр Бишоп. Вы все помните Клэр Бишоп в киноверсии «Укрощение строптивой» с Джеймсом Мэйсоном, Ричардом Уидмарком, Дэном Дюрэ и Этелем Бэрримором. В такой выдающейся компании можно было ожидать, что дебютантка вроде Клэр окажется в тени, но этого не произошло. Все заметили и запомнили ее. Она была очень привлекательным созданием с копной светлых волос и неотразимой походкой, которое подъехало на зеленом кабриолете в конце второго акта (можно вспомнить, что Голливуд всегда допускал некоторые вольности в обращении со сценарием).

За этим последовал стремительный взлет карьеры Клэр, и таким же стремительным было ее падение из-за нескольких неудачно выбранных картин с ужасными актерами и отвратительным сценарием.