Расположение звезд Аш‑Шуала и Сад‑ад‑Забих, завел Ходжа Насреддин старую песню ещё бухарских времен…

И Бероева тоже скрючило. Буквально перекосило.

– Антон Антонович, – воскликнул он с какой‑то даже обидой в голосе. – Ну вы‑то хоть! Это же кошмар какой‑то, конец света: никто не верит, но все крестятся!

– Верит кое‑кто.

– Ну, а даже и верит. Мне‑то что! У меня жена русская, и дети, и живу я тут всю жизнь, но родственники все – в Казани и в татарской глубинке. И уж если бы я верил в кого – так, наверное, в Аллаха, представьте. И что мне тогда эта ваша парадигма?

Действительно, подумал я в некотором ошеломлении. Я об этом совсем забыл по запарке. Да и Сошников в азарте от открывшейся истины, похоже, запамятовал. Хоть Союз и распался, цивилизационные разломы никуда не делись и внутри России.

Вот так. Посюсторонние цели оказываются миражами – и у людей руки опускаются. А потусторонние разделяют и разводят по конфессиям. И что можно придумать еще? Сошников! Надо дальше думать!

Тут я сообразил, что Сошников вряд ли что‑то умное теперь придумает. Если меня так взяли за живое его писульки – то и придумывать теперь мне.

– И все‑таки вам надо это прочесть, – сказал я.

– Ну, прочту, если вы советуете… – без энтузиазма сказал Бероев. Он, похоже, уже пожалел о своей вспышке. Вернулся к столу, сел. – Я это к тому, что теперь всю уйму интеллигентов мы, разумеется, не отслеживаем.

А я вдруг подумал: в каком‑то смысле коммунизм, наверное, был всего лишь попыткой перекинуть на носителей неправославной традиции православную систему посюсторонних ценностей – в том её виде, в каком она была усвоена самим коммунизмом. Через коммунистическое воспитание обезбоженное православие надстраивалось на неправославные фундаменты. И так пыталось втянуть иные культуры в свою цивилизационную орбиту…

И, судя, скажем, по этому Бероеву – небесполезно и небезуспешно.

Эх, с Сошкой бы обсудить!

– Я понял, – сказал я, тоже старательно переключая себя с кухонно‑философского тона на деловой. – И вот что я вам в порядке обмена любезностями покажу.

Я достал распечатки, взятые вчера с работы. Я их не хотел оставлять в столе и запихнул зачем‑то во внутренний карман. А вот пригодились.

– Это, как вы понимаете, далеко не вся статистика. Только та, что была мне доступна, причем с пожарной скоростью. Посмотрите.

А пока он углубился – срочно подумать. Самому подумать. С учетом новых данных.

Во‑первых. Сошников действительно потому так взволновал всех, что он – исключение из правила, или, точнее, некое возвращение к неким прежним правилам. То есть давно уже что‑то случалось с теми, кто не едет, а он грохнулся, как в первое время, когда грохались те, кто едет.

Во‑вторых. Бережняку нужен канал информации, чтобы знать, кто едет. Зачем? Примем как рабочую гипотезу, весьма похожую на правду – ему это надо для того, чтобы не давать уехать. Гуманненько так, не проливая крови, превратить в дурачка. При этом учтем: нужда в канале возникла лишь совсем недавно, после того, как порешили Веньку, который был информатором прежде.

В‑третьих. Это принципиально, и этого я не знал ещё утром. Антивирус лже‑Евтюхов ходит сам по себе, никого не посылая и никому не передоверяя, с риском засветиться, и выясняет… что? Фактически вот что: откуда пошла информация, что Сошников едет. То есть, в сущности: откуда такая информация пришла к Бережняку. При этом учтем: я могу поручиться, что он из ФСБ. И сошниковской бывшей он, судя по всему, так представился. При этом учтем еще: Бероев о лже‑Евтюхове не знает. А лже‑Евтюхов даже не знает о доносе на Сошникова!

Мы можем из этого предположить – что? Что? Скользит, зар‑раза, егозит и зудит в извилинах, а на зуб не дается…

Систематизируем, систематизируем… последовательно…

Опять‑таки, во‑первых: если Бережняк, явный вождь, стремился травить и увечить тех, кто едет, действуя при этом на основании полученной от Веньки информации, и с какого‑то времени получалось, что травились и увечились те, кто не едет, значит… значит, Венька зачем‑то на белое говорил: черное, а на черное – наоборот.