Государыня, выпучив глаза, с удивлением слушала эту тираду.

Заклятые друзья

Ментиков глотнул воздуху, схватился за сердце:

— Какой поганец! Все, блядин сын, перевернул… Императрица, переводя глаза с одного царедворца на другого, со страхом прошептала:

— Зачем вы так? Чего оба хотите? Девиер победоносно гнул свою линию:

— Екатерина Алексеевна, все же прикажите арестовать смутьяна…

В этот момент за дверями послышались крики, звон клинков. На пороге стоял улыбающийся Богатырёв:

— Три роты семеновцев приведены, полицейские воры взяты под караул.

Девиер широко разинул рот, Меньшиков облегчен но перекрестился:

— Бог правду видит! — И к Императрице: — Матушка, позволь Девиера, этого гнусного поганца. арестовать! Он ведь тебе все наврал…

Императрица собралась с силами, гневно воскликнула:

— Прекратите свару! Богатырёв, ты всегда был нахалом, отпусти полицейских. Девиер и Меньшиков, отправляйтесь по своим делам и не лайтесь. Иначе я вас… — Она не знала сама, что сделать с двумя самыми приближенными людьми, которые во имя любви к ней, как казалось, готовы были растерзать друг друга. Добавила: — Пожмите руки и обещайте по-христиански любить друг друга.

Девиер брезгливо сморщился, а светлейший заключил генерал-полицмейстера в медвежьи объятья, да так, что кости у того затрещали. С ненавистью дыхнул в ухо:

— Я тебе, кривоносый, ещё оторву… — и назвал предмет, который оторвет. Повернулся к Императрице:

— Матушка, не сомневайся! Мне Девиер близкий родственник, а люблю его словно отца родного. Меньшиков родного отца-пьяницу люто ненавидел.

— Вот такта лучше! — вздохнула Императрица, с грустной нежностью улыбнулась другу сердечному Сереженьке Богатырёву, неслышно помумлявила: — Мой аманат! — и устало смежила веки.

Ожидание

Теперь Меньшиков почти не отходил от постели умирающей царицы. Он ел в её опочивальне, вздремнуть ложился на бархатную козетку. Порой его сменял Богатырёв, выставивший караул возле спальни Екатерины, объяснив придворным фрейлинам:

«Господа лекари запретили беспокоить матушку Императрицу, ныне неможно к ней навещаться».

Десятого апреля у больной открылась горячка. Все понимали, что оставшиеся ей дни пошли уже на счет. Ментиков вместе с князем Голицыным и Остерманом сочиняли «духовное завещание» Екатерины. Наследником престола назначался великий князь Пётр Алексеевич, а его невестой — дочь Меньшикова. В завещании было указано цесаревнам и «администрации» стараться о сем браке.

Чтобы, утешить обеих цесаревен — Елизавету и Анну, жену герцога Голштинского — и в «в вознаграждение того, что они уклонены от наследства отца своего», им определялось выдать колоссальные деньги — по одному миллиону триста тысяч рублей наличными.

Меньшиков достиг желанной цели. Он потирал свои ручищи:

— Сильно Господь помог мне! Теперь ждать лишь одного осталось… — Чего ждать — не договаривал, но и так ясно.

О пользе ябедников

И вдруг — очередная беда. Богатырёв, удрученный едва ли не до слез, приплелся однажды к спальне Императрицы и вызвал Меньшикова. Отведя того в тихий уголок, молвил:

— Андрюшки, ну, мой осведомитель, что комнатный лакей у Девиера, сейчас шепнул: готовит де сей змей на нас кляузу самую гнусную. Будто, прости, светлейший, твоя дочка, невеста Петра, прибывает… в блудном грехе.