Меньшиков нутром видавшего виды царедворца почувствовал: вот он, важный момент: или голова скатится на плахе, или власть — сладостная, упоительная! — станет ещё прочнее. Скрежетнул зубами:

— Хулу на меня источает, погубить ищет! Богатырёв, скачи в свой полк, приведи сюда две, нет — три роты семеновцев! А я к Государыне.

Заплутал

Уже на лестнице у светлейшего зарябило в глазах от василькового цвета. Повсюду сидели и стояли вооруженные людишки в кафтанах, брюках и картузах сего мрачного цвета, отведенного полицейским: с лосинной перевязью, с набитыми патронташами, с пистолями и шпагами, красновато отсвечивавшими медными эфесами. На светлейшего они смотрели с наглыми ухмылками, не торопились замереть во фрунте.

Светлейший, как никогда, остался спокойным. Он даже с легкой улыбкой подумал: «Господи, как это до смешного похоже на возведение Екатеринушки на трон. Тогда, помнится, все эти шакалы алчные — Голицыны, Нарышкины, Толстые, Долгоруковы, Лопухины, принц Голштинский — жаждали Императором сделать внука Петра Великого — малолетнего Петрушу, сыночка злополучного Алексея, дабы от его имени государством управлять и разворовывать оное.

Когда эти недоумки совещались, я привел ко дворцу Преображенский и Семёновский полки. По знаку моему они в решительный миг во все свои гвардейские глотки гаркнули: «Да здравствует Государыня Императрица Екатерина Алексеевна!» Эти вельможные холуи со страху пообмирали. Ах, изменщик Девиер, неужто дело на сей раз в свою сторону склонит?»

Он степенно вошел в спальню.

Пахло камфорным спиртом, настоем трав и ещё непередаваемо тяжёлым, что появляется в воздухе перед смертью человека.

Ментиков первым делом перекрестился на образа, потом поклонился лежавшей в постели Императрице, затем чуть заметно кивнул остальным — лекарям Блюментросту и Паульсону. Не стал здороваться лишь с одним — Девиером, сидевшим на низком пуфике возле Государыни и что-то страстно шептавшим ей в ухо.

Девиер резанул волчьим взглядом вошедшего. Меньшиков почтительно приник к руке Императрицы и негромко, но со скорбью в голосе произнёс:

— Матушка, пока ты болеешь, тебя разворовывают. И этот вор тот, которому ты доверяла когда-то обучение своих детей чужеземным языкам, которого ты возвела в ранг высших сановников — Антон Девиер. Нынешней ночью его людишки утащили твой большой кипарисовый ларец с бриллиантами.

Девиер нагло усмехнулся, обнажив крепкие лошадиные зубы:

— Светлейший князь, вашему сану и вашему возрасту негоже лгать, ибо свидание с Богом совсем близко. Кипарисовый ларец я нарочно взял, чтобы поставить у Екатерины Алексеевны в опочивальне. Вот он — и главный полицмейстер Петербурга откинул бархатный полог свекольного цвета: за ним стоял ларец.

Девиер открыл крышку:

— Екатерина Алексеевна, все в полной сохранности.

— А для чего ты, Девиер, касался своими руками царских драгоценностей, для чего ты и твои приспешники хотели вынести его из дворца? — гневно выговорил Меньшиков. — Как посмели твои хищники перерезать весь дворцовый караул?

Повернув лицо к Государыне, Девиер елейным тоном молвил:

— Нам стало доподлинно известно, что светлейший князь Александр Данилович жаждет завладеть вашими, Екатерина Алексеевна, сокровищами. С этой целью мы решили из казначейской комнаты поставить ларец ближе к вам, в спальню. Узрев, что воровские планы рушатся, Александр Данилович, чрез своего клеврета полковника Богатырёва приказал караулу напасть на нас. Екатерина Алексеевна, что делать было? Защищая свои жизни и вашу честь, Екатерина Алексеевна, мы этих негодяев изменников перебили.