Иоанн Васильевич тебя давно бы сжёг, а я зело мучаюсь, тебя терплю.
Поликоло продолжал держать фасон, важно произнёс:
— Осмелюсь рекомендовать Вашему Величеству новейшее достижение науки: два раза в день следует применять кремортартар до одной унции, сладкую ртуть и летучий селитряный спирт.
В разговор встрял новый патриарх Адриян, крошечного роста муж с благостным взором и слабым голосом:
— Аз недоумеваю, свет Государь, отчего ты не ищешь спасения от болезней в сердечной молитве? Полезней всякого лекарства, — патриарх покосился на Поликоло, — съездить в Троицкую лавру и со смирением и надеждой приложиться к святым мощам. Многим помогало чудесным исцелением, поможет и тебе.
Пётр хотел было отговориться занятостью, да тут неуместно вылез Никита Зотов, в прошлом учитель Государя, а теперь думный дьяк:
— Куда же тебе. Государь, в болезни да по морозу? К тому ж на Ярославской дороге орудует шайка разбойницы Маруськи: ни солдат, ни стрельцов не боится, нападает на все богатые поезда.
Эти слова лишь подзадорили молодого Государя. Пётр округлил глаза на думного дьяка Ромодановского, жесткого, до чужой боли не чувствительного:
— Федор Юрьевич, и на тебя уже нельзя положиться? Почему попущаешь разбойникам? Уже меня, Государя, ими стращают!
Ромодановский, одернув на себе новомодный короткий кафтан и политично присев ногами, обутыми в белые чулки, отозвался:
— Посылал, батюшка, роту солдат. Так эта Маруська завела их на незамерзнувшие болота, там они все и сгинули. Но нынче же отправлю две роты преображенцев.
— Даю тебе сроку пять дён, а на шестой отправляюсь на богомолье с дарами (Адриян низко склонил голову) и с обычной свитой — шесть солдат.
Пётр всё-таки верил в целительность святых мощей, а насчет солдат соврал: про себя решил, что охрану увеличит вдвое.
«Не помешает, хотя напасть никто не рискнет!» — решил он — и ошибся.
Царский поезд
Неделю гонялся Ромодановский за разбойницей Маруськой. Солдаты пообмораживали себе щёки и носы, руки и ноги, облазили все лесные чащобы. Поймали лишь пятерых беглых крестьян, которые признались, что «сами то ж за Маруськой бегали», желая присоединиться к грозной разбойнице.
— В чужие земли небось подалась, — оправдывался Ромодановский перед царем.
Пётр страха не ведал. Усевшись в лёгкий кожаный возок, обитый изнутри мехом, взяв дюжину солдат, он понесся к лавре. За ним следовали ещё два возка. В переднем лежали щедрые пожертвования: печатные служебные книги, серебряные подсвечники, три серебряных же паникадила, дорогая посуда и приборы для новой обширной трапезной с богато расписанными сводами, распалубками и нервюрами. Вез Пётр и крупное денежное подношение. В заднем возке сидел в окружении солдат Ромодановский.
Дорога была накатистой и пустынной. Напуганные Маруськой, обыватели не отваживались пускаться в путь.
При переезде через старый мост реки Клязьмы, несколько бревен, явно подпиленных, вдруг просели. Царский возок опасно накренился, пристяжная лошадь повалилась на бок. Задний возок налетел на царский, лошади запутались в постромках. Началась заварушка, а Ромодановский, как на грех, поотстал.
Битва
Из густых зарослей кустов орешника и ольхи, засыпанных пушистым снегом, выскочили десятка три мужиков с безобразными лицами: безносые, с чёрными клеймами на щеках и лбах. Глаза их сверкали лютой жестокостью, хриплые глотки испускали дикие крики. Вооружены они были кто пищалями, а кто просто кистенями или топорами.
С обеих сторон грянули выстрелы. Снег окрасился кровью. Пока разбойники карабкались по скользкому склону, солдаты успели ружья перезарядить и прицельно выстрелить. |