Подьячий Сыскного приказа принес на подпись Федору Алексеевичу экстракт, зачитал:

— «Дворцового плотника Степку Исаева за предерзостные слова и враньё, будто царевна Софья хочет умертвить братца своего Петра, яко Годунов царевича Дмитрия, орлить (клеймить) раскаленным стемпелем по лбу, рвать ноздри и отправить в ссылку в Сибирь на вечное житьё с женой и детьми и устроить их там на пашню».

Фёдор Алексеевич указ подтвердил собственной подписью, почесал за ухом и задумчиво покачал головой:

— Коли чернь про то ведает, стало быть, Петруша мне правду рёк! — и приказал остановить сборы в Александровку, а отправить семью Петра в подгородное Преображенское, где тот и прежде каждое лето живал. — Всё ко мне ближе будет.

Выяснилось, что в Преображенском никакого ремонта Языков не затевал.

Эпилог

Когда в 1682 году Пётр сел на трон, ему попалось прошение некой Неонилы Самотёсовой, якобы напрасно оговоренной под пыткой, с просьбой позволить вернуться в Москву. Пётр в тот случай был в добром расположении духа и прошение подписал утвердительно. Неонила поселилась в своем дому в Котельниках и к Кремлю даже близко теперь не подходила.

Бывший солдат Феогнист Кривой вошёл во вкус и ещё два раза кричал «Слово и дело», но в 1695 году за ложный извет на светлейшего князя Меньшикова был бит кнутом нещадно, в клещах палача Луканова потерял язык и ноздри и сослан в Сибирь, в дальние города, в государеву работу навечно.

Что касается плотника Степки, то мудрый не по возрасту Пётр и думать про него забыл. И то сказать — политика!

МАРУСЬКА-РАЗБОЙНИЦА

В подмосковном сельце боярина Бориса Петровича Шереметева случилось нечто небывалое и страшное. Подвыпивший приказчик Роман, лысый мужик годов сорока, обманом заманил в хозяйственный сарай первую красавицу на селе Маруську Семенову и стал рвать на ней одежды, хотел обесчестить. Маруське подвернулась под руку коса, которой она прочь снесла голову похотливому приказчику. Маруську искали, но она как в воду канула. Но вскоре на Ярославской дороге начала орудовать разбойная шваль, все рваные ноздри и клейменые щёки, бежавшие с каторги. Без всякой пощады они грабили богатые кареты и возы. Коли разбойникам оказывали сопротивление, то они и трупами не брезгали. Удивительно, но этой разбойной оравой командовала баба — Маруська Семенова. Она отличалась бесстрашием, дерзостью и неуловимостью. Но самое невероятное произошло, когда её судьба пересеклась с жизнью самого Государя.

Докука

— Увы мне! — стенал Пётр, сидя в Преображенском дворце среди близких ему людей. — Пора в Воронеж ехать, флотилию небывалую строить, а правая нога пухнет, наступить мочи нет. Какой тут Воронеж? До ночной посуды доплестись бы! — и Пётр с Неудовольствием уставился на лекаря Поликоло, которого горячо рекомендовал Лефорт: — Почему меня скверно исцеляешь от недуга, муж ученый?

Высокий, как жердь, узкоплечий, с громадным крючковатым носом, из которого пучками торчал волос, Поликоло с апломбом произнёс:

— О великий Государь, по научном исследовании вашего недуга пришёл я к мысли, что эта болезнь есть анасакра — подкожная водянка. Какие есть признаки оной? К вечеру опухоль увеличивается, а к утру она убывает, восходя к голове. При сём жилобиение становится частым и неровным, открывается запор на низ, лицо бледнеет…

Пётр гневно раздул ноздри, лягнул здоровой ногой:

— «Жилобиение, жилобиение»! Ты, лекарь, дело говори: как недуг облегчить, ведь ночей не сплю. Иоанн Васильевич тебя давно бы сжёг, а я зело мучаюсь, тебя терплю.

Поликоло продолжал держать фасон, важно произнёс:

— Осмелюсь рекомендовать Вашему Величеству новейшее достижение науки: два раза в день следует применять кремортартар до одной унции, сладкую ртуть и летучий селитряный спирт.