Изменить размер шрифта - +
Он с трудом обернулся. Леська, принаряженная в строгое платье горничной, перекинула его руку через плечо, обхватила за пояс и с упорством муравья тащила по лестнице.

– Куда ты, я ж тяжелый! – Отбрыкиваясь от ее помощи, он вцепился в перила. – Вели лучше, пусть Антипка догонит барышню Шабельскую… проводит…

– Не потеряется ваша барышня, чай, не барыня! – независимо фыркнула Леська. – А на вас, паныч, лица нема!

– Как – нету?

Раньше вроде только жуткая рожа появлялась, а теперь лица и вовсе нет? Он принялся торопливо ощупывать щеки…

– А так: осунулися весь, сбледнули, одежа замурзанная! И де ж ото вы вешталися, и шо робылы, и…

– Замолчиии! – простонал Митя. – И отправь Антипку, я сказал! На улицах неспокойно! Бегом!

Он махнул на Леську рукой, будто ворону прогонял.

Девка отскочила, тряхнув косой с вплетенной в нее лентой:

– Який же вы, паныч… Нетямущий! От не зря на вас барышни обижаются! И дамочки теж! – И бегом кинулась вниз по лестнице. Кажется, до него донесся всхлип.

Это он-то… как его… нетямущий? На него обижаются барышни и дамы? Когда он успел их… обидеть? Митя покачал головой, чуть не сверзился с лестницы и снова занялся сверхважным делом – тащить себя до комнаты. Дотащил. Ввалился внутрь, цепляясь за створку и на ходу срывая задубевший от крови жилет. Пошатнулся, не удержался на ногах и практически рухнул на пол, на вытертый ковер. И замер, блаженно прижавшись к нему щекой, как к самой мягкой из подушек. Дверная створка стукнула его по каблукам сапог, да так и не закрылась. Ничего, вот он сейчас полежит минуточку… всего минуточку… а потом встанет, захлопнет дверь и переоденется… Может, даже до ванной доползет. Взвоет газовая горелка, вода хлынет в белую купель. Дождаться, пока та наполнится, у него не хватит терпения, и он сразу полезет внутрь – сперва будет зябко до дрожи, но вода станет подниматься все выше, выше, закроет плечи, от нее повалит пар, кожа покраснеет, как у вареного рака… И угнездившийся внутри лед начнет таять, медленно, болезненно, но начнет… Может быть…

В приоткрытую дверь комнаты донесся шум, грохот входной двери…

– Аркадий! – истерически закричала тетушка. – Наконец-то! Где ты был? Что… что происходит?

– Ничего особенного, – донесся отрывистый голос отца. – Нападение виталийцев на город. Все уже закончилось, набег отбили.

– Ничего особенного? И это ты называешь – ничего особенного? Виталийцы! Набег! Боже мой, Ниночка! Ты хоть понимаешь, что могло статься с моим ребенком?

– Людмила, успокойся! Вот ты, вот Нина – с вами ничего не случилось. Меня волнует Митька! Ты знаешь, где он? Его видели в городе…

– Не удивляюсь – твой сын совершенно невозможен! Явился домой…

– Ну, слава Богу!

– Явился и сбежал, когда мне так нужна была помощь! Мы остались с Ниной одни! Во время набега!

– Людмила, вы даже не знали о нем, пока я не сказал. Да и чем бы вам помог Митя? Вместе бояться веселей? Погоди, что-то я соображаю туго: так Митька все-таки в городе?

– МИТЯ! УГНАЛ! КОЛЯСКУ! ГУБЕРНАТОРШИ! Ты меня слышишь, Аркадий? Она сказала, что так этого не оставит! А потом явился снова – на чужой паротелеге!

– Так он дома?

– В этой паротелеге – труп! – завизжала тетушка. – Он убил какого-то цыгана! Сам сказал, что убил! Митя – вор и убийца! Мальчишка обезумел, ему место уже не в юнкерском училище, а в сумасшедшем доме! Сделай же что-нибудь, Аркадий!

– Я сделаю, если ты меня отпустишь! – По ступенькам загрохотали шаги, потом остановились, и раздраженный голос отца сказал: – Нет, Людмила, идти вместе со мной не нужно.

Быстрый переход