– Но Аркадий, ты ничего не понимаешь в воспитании детей, совершенно распустил мальчишку…

Лежащий на ковре Митя только печально вздохнул – а ему показалось, что у них с тетушкой начало… налаживаться. Но губернаторской коляски и цыганского трупа едва наметившееся хрупкое согласие не выдержало.

По спине прошлось сквозняком – дверь снова распахнулась, толкнула его ноги, над головой чертыхнулся отец:

– Митя, ты… что? Ты что тут лежишь?

– Да так… Устал немножко…

«Скакал на лошади. Дрался с медведем. Греб. Убивал».

Рядом появились отцовские ботинки, а стоило чуть повернуть голову – и колени. Отец присел перед ним на корточки, протянул руку…

– Да ты весь мокрый! Ты что, в воду упал?

– Вроде того…

«Скорее прыгнул. Потом плыл, потом лез».

Митя заскреб ногами и приподнялся: ну не валяться же и правда у отца в ногах. Его подхватили под мышки, дернули…

– Ты весь в крови!

– Ну ведь не труп же еще! – мрачно буркнул Митя и уселся, привалившись спиной к ножке стола – на большее его не хватило. Костюм для гребли теперь только выбросить. Еще один! Он тяжко вздохнул, поднял голову, увидел стылый ужас на лице отца и наконец сообразил успокоить: – Это не моя кровь.

– А… чья? – как-то не очень успокоился отец. – Цыгана? Что за цыган? И зачем ты его… убил? – осторожно, точно ступая на тонкий лед, спросил отец.

– Кто сказал, что именно я его убил? – удивился Митя.

– Тетуш… – Отец осекся. – Спрошу по-другому: где ты был и что случилось? – Он подумал мгновение… и тоже уселся на пол, привалившись к другой ножке стола.

Митя повернулся к нему… и тут же торопливо отвел взгляд. Это было неприятно: знать, как много убивал отец. Глупо, конечно, думать, что если отец начинал следователем по стервозным делам, то… никто живой ему не попадался… Но… Митя предпочел бы не знать таких… подробностей.

– Ингвар сказал тебе, что убивали не оборотни? Что это был настоящий медведь? И… ты поверил? – Хотел добавить – «мне», но не стал. – Раз их не убрали из башен.

– Конечно, поверил… – дернул плечом отец. – Когда Урусов кинулся в бега…

– Э-э… – Митя слегка растерялся. – Ну-у… Урусов тоже никого не… – Вспомнил княжича, орудующего фамильным хлыстом, исправился: – Урусов медведем не убивал… – Вспомнил натравленного на виталийцев медведя и наконец выдавил окончательное: – Урусов убивал кого надо! А не обывателей на темных улицах! А этих убивали специально, чтобы опорочить оборотней, чтоб тех убрали из башней, чтоб заменили уланами, чтоб те не смогли толком стрелять, когда подойдут виталийцы!

Отец подался вперед:

– Где медведь?

– Мы с Урусовым привезли его в город… А тут его зарубили виталийцы. За Потапенко приняли.

– А что за цыган?

– Хозяин медведя. Натравливал его на жертв.

– Простой человек? – удивился отец.

Митя поглядел на него иронически: «Вы, батюшка, тоже не Кровный Мораныч, а нежить упокоиваете!» Отец понял, хмыкнул в ответ:

– Но цыгана тоже убили… Он мог бы рассказать, кто его нанял: не думаю, что такую сложную интригу затеял таборный ром.

– Лаппо-Данилевские! – не выдержав, прошипел Митя. Да, цыган мог бы рассказать и рассказал бы обязательно, но… Митя не сумел его довезти до полицейского департамента и… проиграл! Снова проиграл Алешке и его папеньке!

– И зачем это Ивану Яковлевичу? – скептически вскинул бровь отец.