И он дал кэбмену денег и велел отвезти меня, куда я скажу, и
ушел. И вот прошло уже три дня, - простонала миниатюристка, - а он еще не
нашел меня!
- Потерпите, - сказала Хетти. - Ведь Нью-Йорк - большой город.
Подумайте, сколько ему нужно пересмотреть вымокших, растрепанных девушек,
прежде чем он сможет вас узнать. Мясо наше отлично тушится, но вот луку,
луку бы в него! На худой конец я бы даже чесноку положила.
Мясо с картофелем весело булькало, распространяя соблазнительный
аромат, в котором, однако, явно не хватало чего-то очень нужного, и это
вызывало смутную тоску, неотвязное желание раздобыть недостающий ингредиент.
- Я чуть не утонула в этой ужасной реке, - сказала Сесилия вздрогнув.
- Воды маловато, - сказала Хетти. - В жарком то есть. Сейчас схожу
принесу.
- А как хорошо пахнет! - сказала художница.
- Это Северная-то река хорошо пахнет? - возразила Хетти. - От нее
всегда воняет мыловаренным заводом и мокрыми сеттерами... Ах, вы про жаркое?
Да, все бы хорошо, вот только бы еще луку! А как вам показалось, деньги у
него есть?
- Главнее, мне показалось, что он добрый, - сказала Сесилия. - Я
уверена, что он богат, но это совсем не важно. Когда он платил кэбмену, я
заметила, что у него в бумажнике были сотни, тысячи долларов. А когда я
высунулась из кэба, то увидела, что он сел в автомобиль и шофер дал ему свою
медвежью доху, потому что он весь промок. И это было только три дня назад.
- Какая глупость! - коротко отрезала Хетти.
- Но ведь шофер не промок, - пролепетала Сесилия. - И он очень хорошо
повел машину.
- Я говорю, вы сделали глупость, - сказала Хетти, - что не дали ему
адреса.
- Я никогда не даю свой адрес шоферам, - надменно сказала Сесилия.
- А как он нам нужен! - удрученно произнесла Хетти.
- Зачем?
- Да в жаркое, конечно. Это я все насчет лука.
Хетта взяла кувшин я отправилась к крану в конце коридора.
Когда она подошла к лестнице, с верхнего этажа как раз спускался
какой-то молодой человек. Одет он был прилично, но казался больным и
измученным. В его мутных глазах читалось страдание - физическое или
душевное. В руке он держал луковицу, розовую, гладкую, крепкую, блестящую
луковицу величиною с девяносто восьмицентовый будильник.
Хетта остановилась. Молодой человек тоже. Во взгляде и позе продавщицы
было что- то от Жанны д'Арк, от Геркулеса, от Уны - роли Иова и Красной
Шапочки сейчас не годились Молодой человек остановился на последней
ступеньке и отчаянно закашлялся. Сам не зная почему, он почувствовал, что
его загнали в ловушку, атаковали, взяли штурмом, обложили данью, ограбили,
оштрафовали, запугали, уговорили. |