Добавьте к этому чудовищное самомнение (полностью оправданное, но тем не менее весьма неприятное), потрясающе дурные манеры, нетерпимость к
уставным “каналам” и бюрократическим процедурам и нескрываемое презрение к тем, кого капитан Рапопорт по интеллекту ставил ниже себя – а таковых
оказывалось большинство.
Чего только не смогли предвидеть морские военачальники, принимая решение избавиться от необузданного гения, так это яростной шумихи, поднятой
конгрессом и общественностью, убоявшихся колоссальной утраты, которую понесет нация, если мозг Рапопорта перестанет активно заниматься своим
делом. Один из конгрессменов лаконично прокомментировал сложившуюся ситуацию:
“Какого черта, нам нужен этот мерзавец”.
Поэтому, осыпаемый тумаками с двух сторон – тут вовсю старались и сенат, и Белый дом. – военно морской флот дал полный назад и присвоил
Рапопорту контрадмирала, избежав, таким образом, его увольнения в отставку. Два года и два очередных звания спустя Рапопорт (к тому времени
полный адмирал и еще более колючий, чем прежде) вследствие целой серии новых блестящих свершений был изъят президентом с военно морской стези и
назначен начальником президентского аппарата.
Уже через несколько недель благодаря неистощимой энергии и бесспорным способностям новичок взял в руки такую непосредственную власть, какой
никогда не знали его предшественники – такие как Харри Хопкинс, Шерман Эдам или Тед Соренсон.
С тех пор список достигнутых под его руководством успехов, широко известных и оставшихся в тайне, приобрел впечатляющие размеры. Новая программа
иностранной помощи, которая, хотя и запоздало, начала завоевывать Америке уважение вместо осуждения; для укрепления внутренней экономики –
аграрная политика, которой фермеры сопротивлялись всеми силами, утверждая, что она не будет работать, но которая (как и предсказывал Рапопорт с
самого начала) дала отличные результаты; чрезвычайные меры в области научных исследований и – с прицелом в будущее – возрождение научного
образования и фундаментальной науки. Были ужесточены меры и по соблюдению закона: с одной стороны, нанесен удар по махинациям в промышленности,
с другой – произведена чистка профсоюзов, кульминацией которой явилось свержение главаря профсоюзной мафии Лафто, водворенного за решетку.
Кто то, вспоминалось Джеймсу Хаудену, в один из задушевных моментов спросил у президента: “Если Рапопорт так уж хорош, то почему он не занял
ваше место?” Президент, как утверждает молва, на это добродушно улыбнулся и сказал: “Просто потому, что избрали меня. Левину и шести голосов не
набрать, даже если бы он баллотировался на пост живодера”.
Все это время, пока президента восхваляли за его прозорливость в поисках талантов, адмирал Рапопорт продолжал вызывать враждебность и неприязнь
к себе в тех же пропорциях, что и прежде – если не в больших.
Сейчас Джеймс Хауден мысленно спрашивал себя, как этот неприятный и грубый субъект повлияет на судьбу Канады.
– Прежде чем мы начнем, – произнес президент, – хотел бы поинтересоваться, есть ли у вас все необходимое в Блэр хауз?
Артур Лексингтон поспешил ответить, улыбаясь:
– Нас там просто заласкали.
– Что ж, рад слышать. – Президент устроился поудобнее за большим столом. – Иногда у нас там, через улицу, случаются небольшие неприятности –
вроде той, когда арабы подожгли свои благовония, а вместе с ними заодно и часть дома. Надеюсь, вы то хотя бы не станете отдирать панели, как
русские, в поисках спрятанных микрофонов.
– Обещаем вам этого не делать, – заявил Хауден, – если, конечно, укажете, где они установлены. |