|
– Это только мое предположение, – Хауден прошелся по кабинету. – Однако я могу и ошибаться. Очень часто большие идеи принимают легче и с гораздо большей охотой, нежели менее крупномасштабные. – А это потому, что большинство людей мыслит очень узко. – Не обязательно, – бывали моменты, когда цинизм Ричардсона действовал Хаудену на нервы. – Помнится, именно вы подчеркивали, что мы уже с давних пор шли к союзному акту. Более того, обговоренные мною условия крайне выгодны для Канады. Премьер министр сделал паузу, задумчиво потер нос и продолжал: – Но вот что совершенно необычно в сегодняшнем заседании – некоторых куда больше заботило это жалкое и никудышное иммиграционное дело. – Оно всех заботит. Надеюсь, вы видели сегодняшние газеты? Премьер министр кивнул и сел, указав Ричардсону на кресло напротив. – Этот адвокат Мэйтлэнд в Ванкувере, кажется, доставляет нам немало неприятностей. Что мы о нем знаем? – Я проверял. Похоже, просто молодой парень, довольно умен, никаких известных нам политических связей. – Ну, это пока скорее всего. Дело такого рода – хороший способ ими обзавестись. А нет ли какого окольного пути подобраться к этому Мэйтлэнду – предложить ему место на промежуточных выборах, если он поубавит пыл? Ричардсон решительно покачал головой: – Слишком рискованно. Я навел кое какие справки, и все единодушно советуют с ним не связываться. Если мы только обмолвимся в таком духе, он обязательно использует это против нас. Он из таких. “В молодости, – подумал Хауден, – я тоже был из таких”. – Ладно, – сказал он вслух. – А вы что предлагаете? Ричардсон заколебался. Три дня и три ночи, с той самой минуты, когда Милли Фридмэн протянула ему фотокопию, свидетельство сделки между премьер министром и Харви Уоррендером, он без устали обдумывал возможные действия. Где то, был убежден Брайан Ричардсон, существовало противоядие против Харви Уоррендера. Какое то противоядие можно отыскать во всех случаях – даже у шантажистов есть свои тайны, разоблачения которых они боятся. Но неизменно возникает одна проблема: как докопаться до такой тайны. В политических кругах – как в партии, так и вне ее – насчитывалось немало людей, чьи секреты стали известны Ричардсону – он либо узнавал их от третьих лиц, либо по случайности наталкивался на них сам. Все эти сведения хранились в тоненькой коричневой записной книжке, запертой в сейфе в его офисе. Однако в этой книжке, заполняемой стенографическим письмом собственного изобретения, которое только он сам мог расшифровать, под фамилией “Уоррендер” не содержалось никаких данных, кроме одной записи, сделанной день два назад. И все же.., каким то способом.., противоядие должно быть найдено. Но если кто то его и найдет, понимал Ричардсон, то это будет только он сам. В течение этих трех дней и ночей он вывернул свою память наизнанку.., обшарил все ее тайники.., вспоминал ненароком оброненные словечки, случайные происшествия, на первый взгляд незначительные факты.., мысленно перебирал лица, обрывки фраз, события и места их действия… Такой процесс в прошлом обычно оказывался плодотворным, но только не в этот раз. Тем не менее в последние сутки его охватило мучительное предчувствие, что он почти у цели. Что то такое было, и это что то вертелось у него в голове. Одно какое то лицо, одна какая то реминисценция, одно только слово – и он тут же вспомнит. Вопрос только в том, сколько на это уйдет времени. Его так и подмывало открыть Хаудену, что он знает об этой сделке девятилетней давности, поговорить с ним до конца откровенно. |
