|
Это могло бы прояснить ситуацию, а возможно, и помочь им выработать план контрмер против Харви Уоррендера. Более того, подобный разговор мог подстегнуть память Ричардсона извлечь из какого то ее самого потаенного уголка то самое терзавшее его и ускользавшее воспоминание. Но поступить так – значит предать Милли, которая в данный момент в приемной бдительно охраняет их покой. А Милли впутывать никак нельзя, ни сейчас, ни после. Что там спросил премьер министр: “А вы что предлагаете?” – Есть одно очень простое средство, шеф, которое я уже настоятельно рекомендовал. – Если вы имеете в виду впустить этого Дюваля в качестве иммигранта, то сейчас об этом не может быть и речи, – резко возразил Хауден. – Мы заняли позицию и должны стоять на своем. Отступить – значит признать свою слабость. – А если Мэйтлэнд добьется своего, в судебных инстанциях с вами могут и не согласиться. – Нет! Никогда, если повести дело с умом. Я намерен поговорить с Уоррендером насчет того чиновника, что отвечает за Ванкувер. – Крамер, – напомнил Ричардсон. – Один из заместителей директора, командирован туда временно. – Вероятно, его придется отозвать. Опытный человек никогда бы не допустил специального расследования. А в газетах пишут, что он сам, по своей инициативе предложил его провести после того, как ходатайство Мэйтлэнда было отклонено. – Уже не скрывая гнева, Хауден добавил: – Из за этакой глупости все заново и закрутилось. – А может, вам лучше подождать, пока сами не прибудете на место? – предложил Ричардсон. – Тогда самолично и устроите Крамеру хороший нагоняй. С программой познакомились? – Да. – Хауден встал и подошел к заваленному бумагами столу у окна. Упав в кресло, потянулся к открытой папке и одобрительно заметил: – Учитывая, как мало у вас было времени, работа просто отличная. Хауден пробежал глазами отпечатанный на машинке текст. Поскольку через десять дней ему предстояло выступать в палате общин с заявлением относительно союзного акта, на ураганную поездку по стране было отведено пять дней – тот самый “тренировочный” период, который они запланировали с целью подготовить население страны к потрясающей новости. Свое турне он начнет послезавтра в Торонто, а завершит в Квебеке и Монреале. В промежутке посетит Форт Уильям, Виннипег, Эдмонтон, Ванкувер, Калгари и Риджайну. – Смотрю, вы также включили обычную порцию почетных степеней? – суховато бросил Хауден. – Так я думал, что вы их коллекционируете, – ответил Ричардсон. – Ну, можно это и так называть. А дипломы храню в подвале вместе с индейскими головными уборами из перьев. Польза от тех и других примерно одинаковая. – Только не повторяйте больше нигде таких заявлений, не то мы потеряем голоса сразу и индейцев, и интеллектуалов, – предупредил с усмешкой Ричардсон и добавил: – Вы сказали, что, помимо союзного акта, кабинет обсуждал и дело Дюваля. Возникли какие нибудь новые соображения? – Нет, пожалуй. Кроме одного. Если оппозиция вынудит нас сегодня днем к дебатам по этому поводу, от имени правительства выступит Харви Уоррендер, а в случае необходимости вмешаюсь я. – Надеюсь, более сдержанно, чем вчера, – ухмыльнулся Ричардсон. Премьер министр густо покраснел. Ответил сердито: – Ваше замечание совершенно излишне. Я признаю, что мое вчерашнее заявление в аэропорту было ошибкой. Любой может случайно споткнуться. Даже вы время от времени допускали кое какие промахи. – Знаю. – Ричардсон свирепо потер кончик носа. |
