|
Напротив, иногда, чем больше она за ними наблюдала, тем скучнее и постылее казалась их жизнь по сравнению с ее собственной независимостью и свободой. Весь вопрос заключался в том, не подтолкнут ли Милли ее чувства к Брайану Ричардсону назад к мыслям об общепринятом укладе жизни? Открыв дверь шкафа, Милли задумалась, что бы ей надеть. В тот вечер, в Сочельник, Брайан сказал, что в брюках она выглядит на редкость сексуальной… Она выбрала ярко зеленые брюки, затем принялась искать по ящикам белый свитер с глубоким вырезом. Когда она наконец сунула босые ноги в открытые белые туфли и слегка подкрасилась – Милли терпеть не могла обычного нынче для женщин сложного макияжа даже по вечерам, – было уже десять минут восьмого. Она провела рукой по волосам, потом решила, что лучше все же причесаться, и поспешила в ванную. Глядя в зеркало, она сказала себе: “Да не о чем, совершенно не о чем беспокоиться. Если признаться честно, я могла бы влюбиться в Брайана, а может быть, уже и влюбилась. Но Брайан не свободен, и такое положение его устраивает. Так что, дорогая, никаких вопросов”. Но один вопрос все же никак не выходил у нее из головы. А что будет потом? Когда он исчезнет, и она снова останется одна? На мгновение Милли замерла. Она вспомнила, как это было девять лет назад. Пустые дни, одинокие ночи, вечностью тянутся даже недели… Она проговорила вслух: “Нет, этого мне еще раз не пережить”, – а про себя сказала: “Сегодня, наверное, надо кончать”. Она еще была погружена в невеселые воспоминания, когда раздался звонок в дверь. Не снимая тяжелого пальто, Брайан поцеловал ее. Лицо его обросло щетиной, он весь пропах табаком. Милли охватила какая то непонятная слабость, решимость быстро покидала ее. “А он мне нужен, я хочу этого человека, – подумала она, – на любых условиях”. И мельком вспомнила мысль, посетившую ее несколько минут назад: “Сегодня, наверное, надо кончать”. – Милли, детка, – тихо заметил он, – выглядишь ты потрясающе. Она выскользнула из его объятий и озабоченно посмотрела на него: – Брайан, у тебя усталый вид. – Так оно и есть, – кивнул он. – И побриться не мешает. Я прямо из палаты общин. Не испытывая сейчас на самом деле ни малейшего интереса, она для проформы спросила: – Как прошло заседание? – А ты не слышала? Она покачала головой. – Я рано ушла домой. А радио не включала. – Ну, ничего, – многозначительно заверил ее Брайан, – Скоро наслушаешься. – Плохо? Ричардсон угрюмо кивнул: – Я сидел с репортерами на галерее. До сих пор жалею. Господи, что они с нами сделают завтра в газетах! – Давай выпьем чего нибудь, – предложила Милли. – Тебе, похоже, не повредит. Она приготовила мартини, скупо добавляя вермута, чтобы было покрепче. Вернувшись из кухни и протягивая ему стакан, произнесла почти игриво: – Вот это тебе поможет. Обычно всем помогает. Значит, никакого прощания сегодня не будет, мелькнула у нее мысль. Может быть, через неделю. Или через месяц. Но не сегодня. Брайан Ричардсон сделал глоток и отставил стакан. Неожиданно, без всякого вступления, заявил: – Милли, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. На секунды, показавшиеся часами, в гостиной воцарилась тишина. Он вновь окликнул ее, на этот раз почти шепотом: – Милли, ты меня слышала? – На минутку мне показалось, – проговорила Милли, – да нет, я могла бы поклясться, что ты попросил меня выйти за тебя замуж. Она вслушивалась в свои слова, звучавшие странно плоско и гулко, голос был ее, но доносился словно бы откуда то издалека, голова у нее кружилась… – Не надо этим шутить, – хрипло проговорил Ричардсон. |
