Я ворвалась в спортзал. Музыка оборвалась, все молча пялились на меня, когда я шла через зал.
– Конец, – объявил Тревор и захлопал в ладоши. – Конец! Но какая прекрасная была постановка, если можно так нескромно выразиться о своей работе.
– Ты! – заорала я.
Мистер Харрис схватил меня сзади, видимо опасаясь, что я покалечу футболиста.
– Ты дрянь, Тревор! – кричала я, молотя руками в безуспешной попытке вырваться из хватки тренера. – Тревор Митчелл, ты чудовище! – Я обвела взглядом лица учеников, собравшихся вокруг меня. – Неужели вы этого не понимаете? Вы оттолкнули самого доброго, воспитанного, благородного и умного человека в этом городе, но зато рады водить компанию с мерзким, злобным подонком только потому, что он одевается так же, как и вы. Тревор только и думает, как бы кому нагадить. Он готов человеку жизнь испортить, а вы рады смотреть, как он играет в футбол, и ходить с ним на вечеринки. Настоящего ангела вы погнали прочь только потому, что он одевается в черное и учится на дому!
Слезы брызнули у меня из глаз, и я выскочила на улицу.
Беки выбежала следом за мной.
– Прости меня, Рэйвен. Прости! – кричала она.
Не обращая на нее внимания, я бегом припустила к особняку, перелезла через скользкие от дождя ворота и забарабанила в дверь молотком в виде змеи. Вокруг освещенного крыльца кружили огромные мотыльки.
– Александр, открой!
Свет погас, разочарованные мошки улетели. Я села на ступеньку крыльца и заплакала. В первый раз в жизни темнота не принесла мне утешения.
20
Конец игры
Я проплакала всю ночь, на следующий день не пошла в школу, а в полдень опять побежала к особняку и трясла ворота до тех пор, пока мне не показалось, что они вот‑вот рухнут. Наконец я перелезла через них и принялась стучать в дверь. Занавески колыхнулись, но никто так и не вышел.
Я вернулась домой и позвонила в особняк. Ответил Джеймсон, который сообщил, что Александр спит.
– Я скажу ему, что вы звонили, – сказал он.
– Пожалуйста, передайте ему, что я прошу прощения!
Я боялась, что Джеймсон возненавидел меня не меньше Александра. Я звонила каждый час, и всякий раз у нас с Джеймсоном происходил все тот же разговор.
– Я буду учиться на дому! – закричала я на следующее утро, когда мама попыталась вытащить меня из постели.
Александр не отвечал на мои звонки, а я не отвечала на звонки Беки.
– В школу я больше не пойду!
– Дорогая, я понимаю, что тебе тяжело, но ты это переживешь.
– Да, тебе‑то не приходилось переживать разрыв с папой! Александр – единственный человек в мире, который меня понимает! А я все испортила!
– Нет, все испортил Тревор Митчелл. Ты этому молодому человеку ничего плохого не сделала. Ему повезло, что он встретил тебя.
– Ты так думаешь?
Я зарыдала, роняя слезы размером с особняк.
– Наверное, я испортила ему жизнь!
Мама присела на краешек моей постели.
– Он восхищается тобой, дорогая, – утешала она меня, обнимая так, будто я была плачущим малышом Билли.
Я ощущала запах абрикосового шампуня, исходивший от ее бархатистых каштановых волос, и сладкий нежный аромат духов. Сейчас мама была мне нужна. Мне надо было, чтобы она сказала мне, что все будет хорошо.
– Я сразу поняла, что он восхищается тобой, когда этот парень пришел сюда, – продолжила она. – Стыдно, что люди говорят о нем плохо.
– Ты была одной из них, – вздохнула я. – И я, наверное, тоже.
– Ты – нет. Он понравился тебе таким, каким является на самом деле. |