-  Да? - восхитился я, - и сколько кому лет?

    -  Старшему восемнадцать вёсен исполнилось, среднему пятнадцать, дочери десять и младшенькому пять, - всё так же, сиплым шёпотом, ответил он.

    -  Чудно, - снова обрадовался я, - значит, через год мы снова встретимся поэтому же вопросу, и что ты мне расскажешь?

    -  Только чистую правду, господин, - завопил староста, видя, как говорят врачи, свет в конце туннеля.

    -  Вот-вот, - улыбнулся я ему, - чистую правду. А что будет, если ты нарушишь своё слово?

    Тут староста побледнел и сглотнул.

    -  Да, ты правильно всё понял, - улыбнулся я ему, заставляя додумывать остальное. - Дочери как раз одиннадцать будет, - ни к чему сказал я вслух.

    Староста бросился на пол и, плача, закричал:

    -  Не погуби, отец родной, не погуби, всё исполню, как велишь, всё расскажу, Богом Единым клянусь, только не погуби.

    Я понял, что клиент полностью дозрел и готов к разговору, поэтому, сделав лицо и голос, как у Горбуна из «Место встречи изменить нельзя», сказал.

    -  Садись-ка, дядя, на стул, покалякаем о делах наших скорбных. Перебьёшь меня - пеняй на себя.

    Староста вспорхнул на стул и стал похож на внимательную глубоководную рыбу, если такие бывают, конечно.

    -  Значиться так, - по-прежнему копируя тон, начал я. - Забирать у тебя я пока ничего не буду, это первое. Второе, барщину на своих полях отменяю. В-третьих, скупщику фруктов без моего ведома не продавать ничего. В-четвёртых, ввожу оброк, будете вместо барщины отдавать мне ежемесячно пятую часть произведенного каждой семьёй, деньгами, хотя на первое время согласен брать натурой. Причём мне не важно, что кто-то может заплатить, а кто-то не может: хоть скидывайтесь всей деревней, но либо пятая часть доходов каждой семьи будет у меня, либо деревня быстро сократиться до тех, кто может выплачивать такой оброк. В-пятых, деревня под моей защитой, и если на вас нападают, шлёте ко мне гонца. В-шестых, пришлёшь ко мне на подхват парнишку расторопного, будет у меня за это жалование получать. В-седьмых, завтра поутру я приду в деревню, а ты собери всех мужиков, предложение у меня к ним есть одно. Ну и, наконец, в-восьмых: составишь список всех деревенских семей, со скотом и прочим добром, и принесёшь мне. Всё запомнил?

    Староста согласно закивал головой.

    -  Вопросы есть? - спросил я.

    Староста отрицательно покачал головой, видимо, всё ещё находясь под действием моей угрозы.

    -  Ну, значит, до завтра, - сказал я ему, - буду поутру.

    Староста неверяще посмотрел на меня и, пятясь задом и всё время кланяясь, вылетел из комнаты.

    Слыша, как тот бежит вниз по лестнице, я сел за стол и выдохнул. Кто знал, чего мне дались все эти запугивания, я просто внутренне умолял старосту не доводить дело до греха. Видимо, он внял моим мольбам и не стал показывать гонор, даже если таковой у него был.

    Что ж, вздохнул я, успокаиваясь, теперь займёмся казной. Сзади кабинета располагалась маленькая кладовка, по совместительству сокровищница. Хотя, когда я туда зашёл, то понял, что сокровищницей я обозвал этот пыльный чулан зря. Кругом были только пыль, старые ржавые доспехи, мечи, да куча пустых сундуков.

    Начихавшись, я выкинул всё из чулана и произвел ревизию сундуков. Мне повезло, ежегодная выплата непонятной «охране» ещё не состоялась, поэтому я оказался счастливейшим обладателем целых пятидесяти кесариев - всё накопленное бароном, путём неправильного ведения хозяйства.