– А вы хотели иметь детей?

Да. Всегда. - Она внимательно изучала свои ладони. - Они бы оживили пасторский дом. Из-за этого я плакала, иногда. Я всегда, когда видела женщину с новорожденным ребенком, очень завидовала ей. Я никогда не могла понять, как множество женщин могут держать своих детей в детской, а сами живут собственной жизнью, как будто детей у них и не было.

– Вы еще так молоды. Ради вас я надеюсь, что это была вина Тедди, а не ваша.

Она смущенно рассмеялась.

– Я никогда ни с кем об этом не говорила.

Он приподнял плечо, и ее голова опустилась на него.

– Люди редко говорят о том, что важно для них, - сказал он. - Мы говорим, чтобы не молчать, и так часто живем в глубоком молчании и полном одиночестве.

Она сидела слишком близко к нему и не видела его лица. Но, потрясенная ero-словами, она молчала. Он говорил так серьезно. В его голосе не слышалось ни единой привычной насмешливой нотки.

– Мой отец был страшным волокитой. Всю свою сознательную жизнь, и, кажется, оставался им до самой смерти. Я похож на него, Диана. Я сознательно выбрал такой образ жизни. Мне было всего шестнадцать, когда он умер. Я был слишком молод, чтобы понять, что заставляло его так жить, или заглянуть в глубину его души и найти там какие-то положительные черты. Возможно, они у него были. Я только знал, что почти каждый день он делал что-то, что заставляло страдать мою мать. Когда ей было очень тяжело, она приходила в детскую или в классную комнату. Полагаю, она находила утешение в своих детях.

Диана сидела не шевелясь. Она чувствовала, с каким трудом он проглотил ком в горле.

– Она не понимала, как это отражалось на нас. Мои сестры смотрели на мужчин с опасением. Они не верили, что могут быть счастливы с ними. А я получил более жестокий урок. Я научился поступать мудро и никогда не вступать в близкие отношения с женщиной. Никакой близости, чтобы не погубить женщину.

– Это не так уж мудро, - заметила Диана. Он невесело усмехнулся.

– Я поделился с вами самыми тайными чувствами. И я всего лишь ответил на вашу откровенность, Диана. Теперь забудем об этом и насладимся солнцем и теплом.

Минут пять они молча сидели рядом, ее голова покоилась на его плече, а его рука обнимала ее плечи.

– Так что же, Диана Ингрэм, - наконец заговорил он, снова своим обычным тоном, глядя ей в лицо. - Нам осталось провести в Ротерхэм-Холле чуть больше недели. Что произойдет между нами за это время? Сделаем ли мы то, что нам обоим хочется сделать?

Она посмотрела в его синие глаза, которые были так близко от нее.

– Нет, - ответила она.

– Почему нет? - Он смотрел на ее губы.

– Потому что этого недостаточно. Вы всего лишь докажете себе, что имеете власть еще над одной женщиной, или, возможно, собственное ничтожество. А я всего лишь удовлетворю свое плотское желание. Этого недостаточно. Должно быть что-то еще. А между вами и мной ничего больше нет.

Он ответил ей взглядом, в котором по-прежнему не было и намека на его привычную насмешливость.

– Ничего нет? - повторил он и поцеловал ее нежным и долгим поцелуем.

Когда он поднял голову, у него был такой вид, словно ничего не произошло.

– Итак, миссис Ингрэм, - сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку, - я думаю, мы приятно провели это утро, как вы думаете? Графиня придет в экстаз, когда узнает, что мы отделились от всех и поехали сюда. Она вообразит, что мы целовались и обнимались, и будет права. А Эрни, Лестер и некоторые другие будут убеждены, что наши объятия были не такими целомудренными, как полагает графиня, и они тоже будут правы. Моя репутация не пострадает.

– А это для вас самое главное, не так ли? - сказала она.

– Ну конечно.