Говорили, что в последние дни перед финальной тренировкой он, вообще, практически не спал, лишь иногда отдыхал в коридоре на походной кровати из рюкзака, который он постоянно носил за плечами.
Мартин нашёл Ганса в бассейне. Тот лежал на спине в воде, достигающей лишь шеи, и обеими руками ритмично отталкивал от себя волну. Она отскакивала от противоположной стены и омывала его с головой. слегка покачивая – создавалось впечатление, что он плывёт.
Какое‑то время Мартин наблюдал за происходящим, как будто это было для него чем‑то новым, ранее невиданным. Но вот Ганс поднялся и вытерся полотенцем. Завершая туалет, он взъерошил свои коротко подстриженые светлые волосы – они устремились вверх дерзкими колосьями.
– Предыдущие Пэны думают, что нам следует противостоять момам и требовать от них полной информации, – сказал Гансу Мартин.
– Этого хочет и Ариэль?
– Не сомневаюсь в этом.
– Бедный Мартин, – усмехнулся Ганс, – Какая тоска!
– Мне нет дела до Ариэли, – раздражаясь, оборвал его насмешки Мартин.
Ганс подбросил полотенце вверх, и когда оно расправилось на всю длину, ловко пришпилил его лестничным полем к стене. Даже при максимальном ускорении Ганс не терял своей ловкости, он лучше всех детей контролировал движения своего тела. На Земле он мог стать бы акробатом.
– Ты можешь мне что‑нибудь посоветовать? – спросил Мартин.
– Подними этот вопрос, когда в очередной раз будешь отчитываться перед момами. Хотя они, наверняка, подслушивают нас и все уже знают. Скорее всего, они, как всегда, проигнорируют нас. Но чем черт не шутит, а вдруг отреагируют на этот раз!
– Момы не подслушивают, – возмущённо воскликнул Мартин.
Хэнс скорчил рожу, но не стал обвинять Мартина в наивности.
– Нет, чёрт побери, они не делают этого, – убеждая уже самого себя, повторил Мартин, – у них нет на это причин.
Ганс натянул на себя комбинзон. Лицо его слегка покраснело, но не от воды, а, скорее, от тона Мартина.
– Хорошо, брат, если ты хочешь продолжить разговор, продолжим, – медленно, явно с трудом подбирая слова, произнёс он. – Я думаю, момы хотят знать обо всём, что мы делаем. Мы для них – подопытные кролики, или что‑то вроде того. Они отвечают за нас, – по крайней мере, за то, чтобы согласно Закону, Работа была выполнена. Если бы я был на их месте, я делал бы тоже самое: я непременно следил бы за Потеренными Мальчиками и Венди.
Во время монолога Ганса Мартин как стоял к нему спиной, так и не повернулся. Посмотрев на приятеля, Ганс поднял руки и покачал головой:
– Но вижу, приятель, ты веришь им. Ну и отлично.
Мартин был явно не в настроении произносить ответную речь. Он только поинтересовался:
– Все на корабле столь же циничны?
– Смущены, по‑моему, все. По крайней мере, все чувствуют себя неважно. Скажи, что будет, если мы пошлём подальше эту Работу? Кто будет отвечать? Скорее всего, ты. Ведь ты Пэн.
Ни минуты не колеблясь, Мартин кивнул:
– Да, я.
Ганс пристально взглянул на него, затем усмехнулся:
– Мы лидеры, брат, – ты и я – и этим всё сказано. Может быть, они готовятся слопать нас. Дети, я имею в виду, а не момы. Но, чёрт побери, всё же я думаю, ведь это неплохая идея – потребовать полной откровенности. Разве не так? Я бы назвал это добиваться равноправия. Мой отец был бизнесменом. Продавал машины. Так вот, я помню он говорил, что ему всегда было необходимо верить в то, что он делает. Он должен был быть равноправным партнёром с производителями. Только при таких условиях он мог убедить заказчика. При таких условиях он, даже если ему и приходилось лгать, свято верил в то, что говорил… Мне было в ту пору десять лет. |