– Ты чувствуешь себя очень одиноким, да?
Вильям закрыл глаза.
– Я чувствую себя, как Роза Секвойа, – сказал он. – Интересно, как они там, на «Зайце»? Ведь им приходится делать даже меньше работы, чем нам. Войско второй линии.
– Ты одинок?
– Нет, Мартин. Правда, нет. Да, меня бросил любовник. Но ведь это так тривиально. К тому же, ты очень своевременно включил в команду «Черепахи» пару моих соотечественников. Они менее сдержанны, чем я . Уже есть предложения.
– Но не любовь, – заметил Мартин.
Вильям вновь закрыл глаза и кивнул.
– Да, большого чувства не предвидится. А как у тебя с Терезой?
– Мы до сих пор любим друг друга, – пристально наблюдая за лицом друга, произнёс Мартин.
– Должно быть, это такой комфорт.
– Я никогда не переставал любить тебя, Вильям.
– Я не нуждаюсь в комфортных траханьях, – запальчиво воскликнул Вильям.
– Я не это имел в виду. Ты часть меня.
– Не очень‑то значительная часть, – подчеркнул Вильям, искоса поглядывая на Мартина. На его губах промелькнула грустная улыбка.
– Очень значительная, – возразил Мартин. – Заниматься с тобой любовью – это прекрасно. Это был особый вид братства: только дающий и ничего не требующий взамен.
– Это можно сравнить с конвульсиями дистационной связи, – предложил свой вариант Вильям. Мартину был очень хорошо знаком этот тон, но он также знал, что это ровным счётом ничего не значило.
– Совсем не похоже.
– Мужчины лучше, чем женщины, знают, что хочет мужчина. Вот величайшее оправдание гомосексуальных связей.
– Вильям, остановись.
– Хорошо, – согласился Вильям, вновь становясь подавленным
– Когда я начинаю о чем‑нибудь думать, сразу же перед моими глазами возникаешь ты. Я каждый раз представляю, как бы ты поступил в той или иной ситуации. Я постоянно мысленно разговариваю с тобой, как разговариваю и с Терезой. Вы мне как брат и сестра, нет даже более дороги.
Он действительно не лгал, но это не было и правдой. В последнее время он не так уж и часто вспоминал Вильяма. Но Мартин не хотел, чтобы Вильям узнал об этом. Он даже самому себе не мог в этом признаться. Ему хотелось смягчить травму, нанесённую Вильяму – тем более, что он, Мартин, до сих пор испытывал к другу огромную привязанность. Что это было? Какой вид любви?
– Ты говоришь, что думаешь обо мне, но живёшь‑то ты с Терезой.
Оба молча уставились на Небучадназар – планету, реального имени которой они не знали. Если у неё вообще было имя.
– Может быть, и они любили? – тихо сказал Вильям.
– Да будь они прокляты с их любовью! – воскликнул Мартин. Они уничтожили птиц в небе и рыб в море. Они украли наше детство. Они убили мою собаку. – Наконец‑то у нас появилась возможность полностью освободиться и зажить собственной жизнью. Мы превратимся в тени, если придётся заниматься этим вечность.
– Аминь, – произнёс Вильям. – Скажи, ты хочешь увидеть Терезу в том платье?
– Да, очень.
– И мне тоже бы хотелось. Я и сам не прочь одеть что‑нибудь особенное.
– Думаю, мы все наденем.
– Но первая…
Мартин заметил, что губы Вильяма раскрываются, но он не произносит ни слова – как в немом кино. Что это? Уход от опасной темы? Снисходительность?
А может быть, уход от опасной темы и был снисходительностью?
Нет места ни вздохам, ни утешениям, ни упрёкам, ни словам прощения. Лес полон волков. |