Что такое слова, в конце концов! Особенно такие расплывчатые, как «пойти отдыхать». Для кого то это значит «принять ванну», для кого то – «залечь в свою берлогу, налить себе виски и надеть наушники». Вполне возможно, для Гонории «пойти отдыхать» – значит «пойти к себе в кабинет почитать».
Но она сказала, что у нее болела голова. Барнаби проклял себя за небрежность. Почему он не сформулировал свой вопрос точнее? Вы сразу легли спать? Или даже так: вы сразу поднялись наверх? Тогда – если, конечно, предположить, что Эми говорит правду, – он бы поймал Гонорию на преднамеренной лжи. Барнаби даже слегка забеспокоился, осознав, какое удовольствие доставляет ему эта мысль, как бы он порадовался возможности предъявить ее Гонории.
Он еще раз перечитал показания обеих женщин, но того, что объяснило бы его странное ощущение, так и не нашел. Маленькое противоречие, наверно, и было той мышью, которую родила гора.
Он вздохнул, закрыл оба файла и открыл файл Лоры Хаттон. Быстро пробежав глазами изложение первой, совершенно непродуктивной встречи, он перешел ко второй, когда она слишком много выпила, плакала и обижалась на мужчину, который, как ей казалось из чистой вредности, отказывался влюбиться в нее.
Барнаби читал очень внимательно, полностью сосредоточившись, вытеснив из сознания все остальное. Как и раньше, он искал противоречивые или просто небрежные фразы. К сожалению, все ее признания – визит к Хедли летом, кража фотографии, ночные скитания от несчастной любви – по самой своей природе были таковы, что их правдивость не поддавалась проверке.
Звяканье фарфора, вкусный запах кофе. На его столе появилась чашка с блюдцем.
– А! – Барнаби понял, кто принес ему подкрепиться. – Вы вернулись. Какие новости на Лондонской фондовой бирже?
– Там переходят на бинго, я слышал.
– Не испытывайте моего терпения, сержант. Я не в настроении.
Трой, надев мину «а что я такого сделал?», сел и развернул шоколадную конфету, начиненный помадкой конус с половинкой грецкого ореха вверху.
– Отлично провел время.
– С Клэптоном?
– Скорее, без Клэптона.
– Как это?
– Я поехал в школу, там сказали, что он рано ушел. Поехал к нему домой – жена говорит, он у матери. Приезжаю к матери – и что же мы видим?
Дверь открыл Клэптон старший и был так потрясен видом полицейской машины прямо перед крыльцом (хотя Трой заявился даже не в форме), что схватил визитера за руку и буквально втянул его в дом. Обычно то бывает наоборот…
Когда дверь за сержантом захлопнулась, появилась миссис Клэптон в подарочной упаковке из блестящего нейлона. Она всплескивала пухлыми ручками и восклицала: «Он не выходит из туалета!»
Он так и не вышел, несмотря на уговоры сержанта Троя, весьма четко проартикулированные и произнесенные очень громким голосом, чтобы заглушить поп музыку, грохочущую внизу.
Когда сержант отказался от дальнейших попыток, мистер и миссис Клэптон проводили его до самых ворот. Какие то люди проходили мимо полицейской машины, и миссис Клэптон громко сказала: «Мы, конечно, будем поглядывать, не появится ли он, сержант. Это очень грустно, когда человек теряет свою собачку».
Трой так ловко разыграл сцену в лицах, что Барнаби от души рассмеялся.
– Получить ордер на задержание, шеф? Привезти его сюда?
– Может быть, завтра.
– Я выяснил, что такое «слэнгвэнг».
– Какой какой слэнг?
– Эта его дурацкая пьеса.
– А, да! И как вы это выяснили?
– Посмотрел в словаре.
– Что? Вы посмотрели?.. – Барнаби все таки не успел остановиться вовремя. Боже мой, что за противные, начальственные привычки! Да еще говорить это вслух… – Простите, Гевин. |