– Конечно, – согласился Барнаби, – очень даже понимаю.

– Ну и… – Вот она, кульминация страшилки! Женщина снова обхватила руками предплечья и вонзила в себя ногти. – Я подошла к его двери…

– Дверь была открыта?

– Да.

– Свет горел?

– Да! – выкрикнула миссис Банди и ударила себя кулачками по лбу, охваченная ненавистью к воспоминанию. – О о! Убить себя готова за то, что потащилась туда. Запах… Я по запаху должна была догадаться. И что бы мне не спуститься вниз и не позвать кого нибудь? Но в такие моменты ведь не думаешь, правда?

– Конечно, дорогая, – заверила ее женщина полицейский.

– Я теперь никогда его не забуду! Знаю, что не забуду. Никогда. До конца моих дней.

Барнаби подумал, что, возможно, она права. Конечно, картина со временем поблекнет, но будет всплывать снова и снова, тысячу раз. Да, плохой день выдался у миссис Банди.

Она уже успела мысленно переместиться в кухню. Но Барнаби пришлось скрепя сердце вернуть ее наверх, в спальню.

– Вы до чего нибудь дотрагивались в комнате?

– Господи! Да вы что, в самом то деле! – Впервые в ней проснулась энергия. Она была возмущена. – Да я рванула вниз, только пятки сверкали.

– Но вы видели…

– Я видела его. И это все, что я увидела. Мне одного взгляда хватило, и я давай бог ноги. Всё? – Она перегнулась через стол, и ее лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица. Барнаби понял, что свидетельница сейчас либо ударит его, либо разрыдается.

– Прекрасно, миссис Банди. Прекрасно. Спасибо. – Он произнес это нарочито спокойным голосом и обратился к молодой женщине в полицейской форме: – Мне кажется, нам всем не повредило бы…

Пока готовился чай, миссис Банди продолжала свое знакомство с сигаретами «бенсонз». Теперь в пепельнице покоилось уже девять окурков, испачканных помадой. Трой старался туда не смотреть.

Сержант был человек глубоко несчастный. Он не мог курить в отделении, не мог курить в служебной машине, не мог курить на задании (если дело было днем, конечно). И теперь, когда вред пассивного курения был доказан, ему приходилось тщательно следить за тем, где и когда он курит у себя дома. Потому что Талисе Лин, отраде его сердца, существу, ради которого только и стоило жить, было всего два года, а ведь это очевидно, что двухлетние легкие очень и очень уязвимы. Не далее как сегодня утром, после завтрака, Трой наслаждался сигареткой в туалете, да еще и дым выдыхал в окно. «Я принадлежу к вымирающему виду, да, точно», – с горечью подумал он и принял в качестве слабого утешения чашку крепкого «брекфаст бленд» из рук женщины полицейского.

– Итак, вы вернулись в кухню, миссис Банди, – небрежно, как будто они болтали о погоде, напомнил старший инспектор.

– Вернулась, – твердо ответила миссис Банди.

– И что было дальше?

– Меня стошнило, – она повернулась в сторону Троя, – вон туда.

Хотя в данный момент раковина была безукоризненно чиста, сержант брезгливо потянул носом и тут же отсел со своим блокнотом.

– Потом я позвонила Дону на работу, и он связался с вами. Он и сам приехал, но его не впустили.

– Да, не впустили. Мне очень жаль, – извинился Барнаби. – Но я не задержу вас ни минутой дольше, чем необходимо.