Тогда материнский мир окружал его благоуханием, таинственно смотрел темными
глазами любви, шумел как море и рай, ласково лепетал бессмысленные или
скорее переполненные смыслом звуки, имел вкус сладкого и соленого, касался
шелковыми волосами жаждущих губ и глаз. В матери было все, не только
прелестное - милый голубой взгляд любви, чудесная, сияющая счастьем улыбка,
в ней было и все ужасное и темное - все страсти, все страхи, все грехи, все
беды, все рождения, все умирания.
Глубоко погружался юноша в эти мечты, эти многообразные сплетения
одухотворенных чувств. В них поднималось вновь не только чарующее милое
прошлое: детство и материнская любовь, сияющее золотое утро жизни; в них
таилось и грозное обещание, манящее и опасное будущее. Иногда эти мечтания,
в которых мать, Мадонна и возлюбленная объединялись, казались ему потом
ужасным преступлением и кощунством, смертным грехом, который никогда уже не
искупить; в другой раз он находил в них спасение, совершенную гармонию.
Полная тайн жизнь пристально смотрела на него, темный загадочный мир,
застывший ощетинившийся лес, полный сказочных опасностей,- все это были
тайны матери, исходили от нее, вели к ней, они были меленьким темным кругом,
маленькой грозящей бездной в ее светлом взоре.
Многое из забытого детства всплывало в этих мечтаниях о матери: из
бесконечных глубин и утрат расцветало множество маленьких
цветов-воспоминаний, мило выглядывали, благоухали полные предчувствий,
напоминая о детских чувствах, то ли переживаниях, то ли мечтах. Иногда ему
грезились рыбы, черные и серебристые, они подплывали к нему, прохладные и
гладкие, проплывали в него, через него, были как посланцы дивных вес тей
счастья из какой-то более прекрасной действительности, становились как тени,
виляя хвостами, исчезали, оставляя вместо вестей новые тайны. Часто виделись
ему плывущие рыбы и летящие птицы, и каждая рыба или птица была его
созданием, зависела от него, и он управлял ими как своим дыханием, изучал их
из себя как взгляд, как мысль, возвращал назад в себя. О саде грезил он
часто, волшебном саде со сказочными деревьями, огромными цветами, глубокими
темно-голубыми грота ми; из травы сверкали глазами незнакомые животные, по
ветвям скользили гладкие упругие змеи; лозы и кустарники были усыпаны
огромными влажно блестящими ягодами, они наливались в его руке, когда он
срывал их, и сочились теплым, как кровь, соком или имели глаза и поводили
ими томно и лукаво; он прислонялся к дереву, хватался за сук и видел между
стволом и суком комок спутанных волос, как под мышкой. Однажды он увидел во
сне себя или своего святого, Гольдмунда Хризостому са, у него были золотые
уста, и он говорил золотыми устами слова, и слова, как маленькие роящиеся
птицы, вылетали порхающими стаями.
Однажды ему приснилось: он был взрослым, но сидел на земле как ребенок,
перед ним лежала глина, и он лепил из нее фигуры: лошадку, быка, маленького
мужчину, маленькую женщину. |