Это был Нарцисс. Нарцисс? И в
один момент, внезапным толчком все сно ва вернулось: он вспомнил, он знал. О
мать, мать! Горы ненужного, моря забвения были устранены, исчезли, огромными
светло-голубыми глазами утраченная снова смотрела на него, несказанно
любимая. Патер Ансельм, задремавший в кресле рядом с кроватью, проснулся. Он
услышал, что больной зашевелился, услышал его дыхание. Он осторожно
поднялся.
- Есть здесь кто-нибудь?- спросил Гольдмунд. - Это я, не беспокойся. Я
зажгу свет. Он зажег лампу, свет упал на его морщинистое, доброжелательное
лицо.
- Разве я болен?- спросил юноша.
- Ты был без сознания, сынок. Дай-ка руку, послушаем-ка пульс. Как ты
себя чувствуешь?
- Хорошо. Спасибо Вам, патер Ансельм, Вы очень добры. Я совершенно
здоров, только устал.
- Конечно, устал. Скоро опять уснешь. Выпей сначала глоток горячего
вина, оно уже готово! Давай осушим с тобой по бокалу, мой мальчик, за добрую
дружбу.
Он уже заботливо приготовил кувшинчик глинтвейна и поставил в сосуд с
горячей водой.
- Вот мы оба и поспали немного, - засмеялся врач. - Хорош санитар,
скажешь ты, не мог пободрствовать. Ну что ж, ведь и мы люди. Сейчас выпьем с
тобой немного этого волшебного напитка, малыш, нет ничего приятнее такой вот
маленькой тайной ночной попойки. Твое здоровье!
Гольдмунд засмеялся, чокнулся и отпил. Теплое вино было приправлено
корицей и гвоздикой и подслащено сахаром, такого он еще никогда не пил. Ему
пришло в голову, что он уже был однажды болен, тогда Нарцисс принял в нем
участие. Теперь вот патер Ансельм был так мил с ним. Ему было очень хорошо,
в высшей степени приятно и удивительно лежать здесь при свете лампы и среди
ночи пить сладкое теплое вино со старым патером.
- Живот болит?- спросил старик.
- Нет.
- Я-то подумал, у тебя колики, Гольдмунд. Значит, нет. Покажи-ка язык.
Так, хорошо. Старый Ансельм и здесь обознался. Завтра ты еще полежишь, потом
я приду и осмотрю тебя. А вино ты уже выпил? Правильно, оно должно хорошо
подействовать на тебя. Дай-ка посмотрю, не осталось ли еще. По полбокала
каждому наберется, если по-братски поделим. Ты нас порядком напугал,
Гольдмунд! Лежал там на галерее как труп. У тебя правда живот не болит?
Они посмеялись и честно разделили остатки больничного вина, патер
продолжал свои шутки, и Гольдмунд благодарно и весело смотрел на него опять
прояснившимися глазами. Затем старик ушел спать.
Гольдмунд еще какое-то время не спал. Медленно поднимались опять из
глубины души образы, снова вспыхивали слова друга, и еще раз явилась его
душе белокурая сияющая женщина, его мать; как теплый сухой ветер ее образ
проник в него, как облако жизни, тепла, нежности и глубокого напоминания. О
мать! О как же могло случиться, что он забыл ее!
ПЯТАЯ ГЛАВА
До сих пор Гольдмунд кое-что знал о своей матери, но только из
рассказов других; он утратил ее образ, а из того немногого, что, казалось,
знал о ней, он о многом умалчивал в разговорах с Нарциссом. |