|
Казалось, что Милли переросла обе крайности своего характера. Она объявила тактично, как взрослая: — Пойду куплю Беатрисе на дорогу каких-нибудь журналов. — И, отойдя к книжному киоску, повернулась к ним спиной. — Простите меня, — сказал Уормолд. — Когда я вернусь, я им скажу, что вы ничего не знали. Интересно, куда вас теперь пошлют? — Наверно, к Персидскому заливу. В Басру. — Почему к Персидскому заливу? — Так они себе представляют чистилище. Искупление грехов потом и слезами. А у вашей фирмы нет представителя в Басре? — Боюсь, что моя фирма не захочет больше меня держать. — Что же вы будете делать? — Спасибо бедняге Раулю, у меня хватит денег, чтобы отправить Милли на год в Швейцарию. А потом, ей-богу, не знаю. — Вы могли бы открыть лавочку, где продают все эти штуки для розыгрыша, — ну, знаете: окровавленные пальцы, чернильные пятна, муху на куске сахара... Господи, до чего ужасны все эти проводы! Ступайте домой, не надо вам дожидаться отлета. — Когда я вас увижу? — Постараюсь не поехать в Басру. Постараюсь остаться в секретариате с Анжеликой, Этель и мисс Дженкинсон. Если повезет, буду кончать в шесть, и мы сможем встретиться в угловом ресторане, наскоро что-нибудь перекусить и пойти в кино. Какая унылая жизнь, правда? Вроде ЮНЕСКО или съезда писателей. Тут с вами мне было весело. — Это правда. — Ну, а теперь — уходите. Он подошел к книжному киоску, где стояла Милли. — Идем, — сказал он. — А как же Беатриса? Ведь я не отдала ей журналы. — Ей не нужны журналы. — И я с ней не попрощалась. — Поздно. У нее уже проверили паспорт. Увидишь ее в Лондоне... Надеюсь. Казалось, что весь остаток жизни они проведут на аэродромах. На этот раз отлетал самолет голландской авиакомпании, было три часа утра, небо розовело, отражая неоновые лампы киосков и посадочные огни, а «проводы» им устраивал капитан Сегура. Он всячески старался скрыть, что его миссия носит официальный характер, и вел себя по-домашнему, но все равно их отъезд был похож на высылку. Сегура сказал с укором: — Вы сами меня вынудили! — Ваши методы куда человечнее, чем у Картера или у доктора Брауна. Кстати, что вы собираетесь делать с Брауном? — Он решил, что ему необходимо вернуться в Швейцарию по делам, связанным с точным инструментом. — А куда он взял билет? — Не знаю. Кто бы они там ни были, они очень довольны, что раздобыли ваши чертежи. — Мои чертежи? — Да, чертежи сооружений в Орьенте. Доктор Браун сможет похвастаться еще и тем, что избавился от опасного агента. — От кого, от меня? — Да. На Кубе будет спокойнее без вас обоих, но мне жалко расставаться с Милли. — Милли все равно не вышла бы за вас замуж. Ей не нравятся портсигары из человеческой кожи. — Вам когда-нибудь говорили, чья это кожа? — Нет. — Полицейского, который замучил насмерть моего отца. Видите ли, мой отец был бедняком. Он принадлежал к классу пытаемых. Подошла Милли, нагруженная журналами «Тайм», «Лайф», «Пари-матч» и «Куик». Было уже четверть четвертого, и небо над взлетной дорожкой посерело — забрезжил призрачный рассвет. |
