|
.. А может, зеленый... — Ну, тогда все ясно. А фамилии в списке вы запомнили? — Нет. У меня не было времени его как следует прочесть. Да, в таких делах я, видно, полный болван, Беатриса. — Неправда. Болваны они. — Интересно, кто первый даст о себе знать. Доктор Браун или Сегура? Но это был ни тот, ни другой. На следующий день, ровно в пять, в магазине появился высокомерный чиновник из консульства. Чопорно поглядывая на пылесосы, как негодующий турист на выставку предметов фаллического культа, он объявил Уормолду, что его желает видеть посол. — Можно мне прийти завтра утром? — Он писал последнее донесение: о смерти Картера и своей отставке. — Нет, нельзя. Посол звонил из дому. Вам надо ехать сейчас же. — Я у него не служу, — заявил Уормолд. — Вы так думаете? Уормолд снова отправился в Ведадо, где стояли белые особняки и росли бугенвилеи богачей. Сколько воды утекло с тех пор, как он был здесь у профессора Санчеса! Вот он проехал мимо его ворот. Какие скандалы разыгрываются за стенами этого кукольного дома? У него было такое чувство, будто у посла с беспокойством дожидались его прихода, а переднюю и лестницу старательно очистили от посторонних. На первом этаже какая-то женщина повернулась к нему спиной и быстро заперла за собой дверь; наверно, это была жена посла. Двое детей украдкой выглянули из-за перил на втором этаже и убежали, стуча каблучками по кафельному полу. Дворецкий проводил его в пустую гостиную и осторожно притворил дверь. За высокими окнами расстилался длинный зеленый газон и росли стройные субтропические деревья. Даже оттуда кто-то спешил убежать, заметив его. Комната была похожа на все другие посольские гостиные — смесь массивной, доставшейся по наследству мебели и безделушек, собранных в странах, где хозяин прежде служил. Уормолду казалось, что он видит следы лет, проведенных в Тегеране (трубки необычной формы, изразец), в Афинах (одна или две иконы), но его озадачила африканская маска: откуда она, может быть, из Монровии? Вошел посол, высокий холодный человек, по галстуку видно было, что он бывший гвардеец, — людям такой породы тщетно подражал Готорн. Он сказал: — Садитесь, Уормолд. Вы курите? — Нет, благодарю вас. — Возьмите этот стул, вам будет удобнее. Ну что ж, давайте говорить прямо. Вам грозят неприятности. — Понятно. — Я, конечно, ничего, ровно ничего не знаю о том, чем вы здесь занимаетесь. — Я продаю пылесосы, сэр. Посол взглянул на него с нескрываемым отвращением. — Пылесосы? Я говорю не об этом. — Он отвел глаза и посмотрел на персидскую трубку, на греческую икону, на маску из Либерии. Все это были страницы автобиографии, где для самоуспокоения описаны только счастливые дни. Он сказал: — Вчера утром меня посетил капитан Сегура. Имейте в виду, я не знаю, откуда полиция получила такие сведения, и меня это не касается, но он сообщил мне, что вы посылали домой ложные донесения в целях дезинформации. Я не знаю, кому вы их посылали, и это тоже меня не касается. Сегура уверяет, что вы получали деньги, делая вид, будто обладаете источниками, которых просто не существует. Я счел своим долгом тут же известить об этом министерство иностранных дел. По-видимому, вы получите распоряжение вернуться домой и отчитаться в своих действиях — перед кем, мне неизвестно, подобные вопросы не входят в мою компетенцию... Уормолд заметил две детские головки, выглядывающие из-за высокого дерева. |
