|
Он посмотрел на них, и они посмотрели на него, как ему показалось, с сочувствием. Он сказал: — Да, сэр. — Из беседы с капитаном Сегурой я понял, что вы доставляете всем здесь много хлопот. И если вы откажетесь вернуться на родину, местные власти могут причинить вам очень большие неприятности, а, учитывая все обстоятельства дела, я ничем не сумею вам помочь. Ровно ничем. Капитан Сегура подозревает, что вы подделали какой-то документ, который, как вы заявили, был взят у него. Вся эта комедия, Уормолд, мне глубоко противна. Я даже выразить не могу, до чего она мне противна. Законным источником информации за границей являются посольства. Для этой цели существуют атташе. Вся ваша так называемая разведка доставляет послу одни неприятности. — Да, сэр. — Не знаю, известно ли вам — мы постарались скрыть это от прессы, — но позавчерашней ночью тут застреляли одного англичанина. Капитан Сегура намекнул, что он был связан с вами. — Я встретился с ним один раз, за обедом. — Вам лучше вернуться на родину, Уормолд, первым же самолетом, — чем скорее вы это сделаете, тем будет лучше для меня, — и обсудить все с вашим начальством... кто бы оно там ни было. — Да, сэр. Самолет голландской авиалинии должен был вылететь в 3:30 утра на Амстердам через Монреаль. Уормолду не хотелось лететь через Кингстон, где Готорну могли поручить его встретить. Дав последнюю телеграмму, он закрыл контору; Руди и его чемодан должны были отправиться на Ямайку. Шифровальные книги сожгли с помощью целлулоида. Беатрисе надо было лететь вместе с Руди. Пылесосы были оставлены на попечении Лопеса. Имущество, которым он дорожил, Уормолд упаковал в сундук, который пойдет морем. Лошадь продали капитану Сегуре. Беатриса помогала ему складывать вещи. Сверху в сундук положили статуэтку святой Серафины. — Милли, наверно, ужасно расстроена, — сказала Беатриса. — Да нет, она как-то сразу покорилась судьбе. Говорит, как сэр Гемфри Джилберт [английский мореплаватель (1539-1583), перед смертью сказал: «В море мы так же близки к небесам, как и на земле»], что бог так же близок к ней в Англии, как и на Кубе. — Ну, Джилберт, по-моему, говорил не совсем так. В доме осталась куча мусора, который решили сжечь, хоть там не было ничего секретного. Беатриса сказала: — Боже мой, сколько у вас сохранилось ее фотографий! — Мне казалось, разорвать фотографию — это все равно, что кого-нибудь убить. Теперь я знаю, — это совсем не одно и то же. — А что это за красная коробочка? — Она мне подарила запонки. Их украли, а коробочку я спрятал. Сам не знаю почему. В общем я даже рад, что весь этот хлам надо выбросить. — Конец жизни. — Двух жизней. — А это что? — Старая программка. — Не такая уж старая. «Тропикана». Можно мне ее взять? — Вам еще рано хранить реликвии, — сказал Уормолд. — Их набираешь на своем веку слишком много. А потом из-за всего этого мусора тебе негде жить. — Ладно, рискну. Тот вечер был какой-то удивительный. Милли и Уормолд проводили ее в аэропорт. Руди как-то незаметно исчез, сопровождая носильщика, который волочил его огромный чемодан. День был жаркий, и публика стоя пила «дайкири». Едва капитан Сегура сделал Милли предложение, как ее дуэнья куда-то пропала, но ребенок, который поджег Томаса Эрла Паркмена младшего, так и не вернулся, как ни мечтал об этом Уормолд. |
