Холостой джентльмен исполнил приказание и начал принимать и угощать своих друзей на другой квартире.
Новый квартирант был человек вовсе не имевший сходства с холостым джентльменом. Он был высокий, худощавый, молодой джентльмен, с обилием каштановых волос, с рыжеватыми бакенбардами и слегка пробившвимися усами. Он носил сюртук узорчата-вышитый снурками, светло-серые брюки, лайковыя перчатки, и вообще имел строгую наружность. Но какое у него привлекательное обращение, какой пленительный разговор! и какой должен быть у него серьёзный характер! Когда он в первый раз явился осмотреть квартиру, то с величайшей подробностью распросил, можно-ли ему расчитывать на лишнее место в приходской церкви, спросил список благотворительных заведении в нашем приходе, затем, чтобы подать свою лепту тому из этих заведений, которое, по его мнению, окажется заслуживающим поощрения.
Наш ближайший сосед был теперь, совершенно счастлив. Наконец~то он приобрел себе жильца по своему вкусу и желанию -- солиднаго, благонравнаго человека, который ненавидит увеселения и любит уединение. С легким сердцем и покойным духом он снял с окна билетик и уже заранее рисовал в своем воображении длинный ряд мирных воскресных дней, в который он и его жилец будут меняться взаимными услугами и воскресными газетами.
Наконец солидный мужчина прибыл, а его имущество ожидалось из деревни на другое утро. Он занял у нашего ближайшаго соседа чистую рубашку и очень рано удалился на покой, убедительно прося, чтобы его не тревожили раньше десяти часов: он чувствовал ужасную усталость.
На другое утро аккуратно в десять часов наш ближайший сосед постучался в дверь новаго жильца, но не получил ответа. Он снова постучался и снова не было ответа. Это обстоятельство встревожило соседа, и он выломал замок. Но можете представить себе его изумление: солидный мужчина исчез таинственным образом, и вместе с ним исчезли рубашка нашего соседа, его серебряная ложка и его постельное белье. Не знаем хорошенько, это ли обстоятельство, или безпорядочная жизнь прежняго жильца совершенно охладили желание нашего соседа отдавать квартиру холостым джентльменам; нам известно только то, что билетик, появившийся в окне, обявлял, что в доме отдаются в наем меблированныя комнаты, не ограничивая, кому именно оне отдаются. И этот билет также скоро исчез с окна, как и его предшественники. Новые жильцы сначала привлекли наше внимание, а впоследствии пробудили в нас участие.
Это были: юноша лет осьмнадцати или девятнадцати, и его мать, лэди около пятидесяти лет. Мать и сын носили глубокий траур. Они были бедны, -- очень бедны, так что единственными средствами к их существованию служили незначительныя деньги, которыя юноша получал за переписку бумаг и за переводы для книгопродавцев.
Они переехали из провинции и поселились в Лондоне, частию потому, что этот город представлял юноше более случаев к занятию, а частию, может быть, по весьма натуральному желанию удалиться от тех мест, где они жили при более благоприятных обстоятельствах, и где нищета их сделалась известна. Они были горды даже и при изменившемся счастии и не хотели обнаруживать перед чужими людьми своих нужд и лишений. Как горьки были эти лишения и как усердно работал юноша, чтоб избегнуть их, было известно одним только им. Ночь за ночью, в два, в три, в четыре часа после полуночи, случалось нам слышать треск скуднаго огня в камине или глухой, полуподавленный кашель; с каждым днем мы ясно видели, что природа озаряла печальное лицо юноши тем неземным светом, который служит верным предвестником неизлечимаго недуга.
Побуждаемые более высшим чувством, нежели простым любопытством, мы постарались сначала познакомиться, а потом войти в тесную дружбу с бедными жильцами нашего ближайшаго соседа. Мрачныя опасения наши осуществлялись: юноша быстро угасал. В течение большей части зимы, всей весны и лета труды его не прекращались. |