Смотритель рабочаго дома, не только в нашем, но, я думаю, я во всяком другом приходе, не принадлежит к тому разряду людей, лучшая часть существования которых уже давно миновала, некоторые проводят остаток дней своих в самом незавидном, даже в жалком положении, именно: в грустных размышлениях о прошедшем, чтоб сильнее почувствовать все невыгоды настоящаго. Мы не можем определительно сказать, какое положение в обществе занимал этот человек прежде: надобно полагать, что он или был младшим писцом y какого нибудь стряпчаго, или занимался обучением юношества первоначальному чтению на природном языке -- утвердительно сказать об этом мы не можем; для вас одно только очевидно, что нынешнее его положение гораздо лучше прежняго. Конечно, доход его весьма незавидный, даже, можно сказать, очень скудный, что доказывается обветшалым фраком и обтертым галстухом; но надобно взять в соображение, что он живет на квартире, за которую не платит денег и что в добавок к этому ему отпускается ограниченное количество угля и свечей и допускается неограниченная власть и свобода в его крошечном владении. Обыкновенно он бывает высокий, тонкий и костлявый мужчина: при сюртуке всегда носить башмаки и черные бумажные чулки; и когда вы проходите мимо его окон, то он бросает на вас самый пристальный взгляд, которым как будто хочет выразить свое желание, чтоб вы вдруг сделались беднейшим созданием в вере и доставили ему случай показать вам пример своей власти. Характер его угрюм и раздражителен, обхождение сурово; с младшими он часто бранится, старшим любит поклониться, и постоянно питает в душе своей зависть к влиянию и власти приходскаго старосты.

   Приходский учитель представляет собою совершенный контраст суровому смотрителю рабочаго дома. Он принадлежит к тому разряду людей, о которых нам иногда случается слышать, на которых несчастие отпечатлелось очень ясно. Еслиб счастие благоприятствовало ему, то уж, разумеется, он ничего бы не дѣлал и ни в чем бы не участвовал. Богатый, престарелый родственник, который воспитал его и явно обявил свое намерение пристроить его к выгодному месту, отказал ему, по духовному завещанию, десять тысяч фунтов стерлингов, a потом, по какой-то непостижимой для нас причине, сделал припись в духовной и отнял от него весь означенный капитал. Это неожиданное обстоятельство принудило молодого человека самому позаботиться о себе; он начал хлопотать и получил место в какой-то публичной конторе. Молодые прикащики, занимавшие обязанность гораздо ниже его, умирали так быстро, как будто между ними распространилась чума; a старики, которые сидели, как говорится, y него на голове, и которых мест он добивался, жили себе преспокойно, вовсе не думая умирать, как будто они одарены были безсмертием. Он пустился в спекуляции -- и понес большие убытки; снова начал спекулировать -- и выиграл, хотя выигрыш далеко не заменял его прежних убытков. Таланты ею были обширны, его характер был мягкий, великодушный и либеральный. Друзья извлекали себе пользу из его талантов, и характер его употребляли во зло. Потеря следовала за потерей; несчастие влекло за собой другое несчастие; каждый наступавший день приближал его на самый край пропасти безнадежной нищеты. Его друзья, самые искренние и самые преданные, с каждым днем становились к нему холоднее и равнодушнее. У него были д123;ти, которых он любил, была жена, любовь которой он ценил всего дороже в свете; но дети отказались от родного крова, a неумолимая смерть похитила жену. Он быстро несся вниз по течению потока, где на каждом шагу встречались неудачи. У него недоставало уже твердости противиться безпрерывным ударам; он вовсе не заботился о себе, a единственное существо, которое заботилось о нем во время его нищеты и бедствия, скрылось от него навеки. Вот в этот-то самый тягостный период он обратился за помощью к приходу.