Изменить размер шрифта - +
  Неторопливо взмахивая косматыми гривами,
волны таранили подножие утеса.
     Стоявшему  на вершине человеку  с  подзорной трубой  казалось, что  сам
утес,  словно  корабль  движется  навстречу  океанским  валам,  рассекая  их
каменной  грудью,  как форштевнем судна.  Порывы ветра  рассеивали в воздухе
тончайшую  пыль  соленых  брызг,  и она  оседала  на его  жестких,  курчавых
бакенбардах. Не отрываясь глядел он на прибой и считал "девятые" валы, самые
крупные и гривастые.
     Разбившись об утес,  волна  откатывалась и до тех пор волочила за собою
назад, в море, валуны  и гравий,  пока  новый кипящий вал не подхватывал эти
камни, чтобы опять швырнуть их к подножию скалы...
     Мысли человека  уже далеки  от этой  бухты, от  серых утесов  и чаек  с
пронзительными голосами; ничего не различает он вокруг,

     кроме сердитых косматых гребней. Под ним уже не скала! Ему вспоминается
давно погибший корабль...
     Снова,  как  встарь,  стоит  он,  широко  расставив  ноги,  у  бушприта
накренившегося, словно летящего по волнам  судна.  Ветер свистит  в снастях,
наполняя  чуть  зарифленные  паруса... Воды теплого  моря  фосфоресцируют за
бортом. Над  мачтами,  среди  глубокой черноты  ночного  неба, он  видит  не
трехзвездный пояс Ориона, а мерцающее золото Южного Креста. Он верил всегда,
что  среди  светил  этих  двух  красивейших  созвездий  северного  и  южного
небосвода находится и его счастливая звезда, звезда его удачи!
     Все  дальше и дальше от английских берегов  уносит  человека призрачный
корабль его воспоминаний...

     ...Третий месяц шхуна находится  в плавании. После  нескольких коротких
остановок  в  незначительных портах и  укромных  бухтах  западного побережья
Африки шхуна обогнула мыс Доброй Надежды и, посетив южную часть Мадагаскара,
углубилась в воды Индийского океана.
     Капитан  шхуны,  одноглазый  испанец Бернардито Луис эль Горра,  набрал
добрых молодцов для дальнего рейса. Сорок  шесть матросов,  татуированных  с
ног до головы,  понюхавших  пороху и знающих толк  в погоде; старик  боцман,
прозванный за  свирепость Бобом  Акулой; помощник капитана  Джакомо  Грелли,
заслуживший в  абордажных схватках  кличку Леопард Грелли,  и,  наконец, сам
Бернардито, Одноглазый Дьявол, -- таков был экипаж "Черной стрелы".
     Уже больше двух недель  прошло с  того  раннего  утра,  когда скалистое
побережье  с  Игольным  мысом  [мыс  Игольный  --  самая  южная  оконечность
Африканского материка], где  в  голубой беспредельности вечно  спорят друг с
другом воды двух океанов, растаяло на юго-западе за  кормой шхуны, но еще ни
одно неохраняемое торговое  судно  не  повстречалось со  шхуной в  просторах
Индийского океана.
     -- Кровь и  гром!  --  ругался на  баке Рыжий Пью,  отшвырнув на палубу
оловянную кружку. -- Какого, спрашивается, дьявола затащил нас Бернардито на
своей посудине в эту акулью преисподнюю? Испанские дублоны звенят, по-моему,
не хуже, чем индийские рупии!
     --  Вот  уже третий месяц  я плаваю  с вами, но  еще ни один фартинг не
западал за  подкладку  моих карманов!  -- подхватил собеседник  Рыжего  Пью,
тощий  верзила  с  золотой  серьгой  в  ухе,  прозванный  командой  Джекобом
Скелетом.
Быстрый переход