К последним моим словам непроизвольно прислушались и все остальные участники экспедиции.

— Такой алхимии ещё не придумали, иначе она уже была бы на Стене, — осторожно возразил Кемизов.

— Придумали её буквально вчера, как и опробовали на низших… А на Стене её не будет, ибо ингредиент для её создания оказался конечен. Всё, что есть, наше.

Я принялся раздавать всем по баночке, повторно объясняя, как её наносить.

Отец и Артур Кемизов, хоть и с недоверием, но принялись раздеваться и обмазываться мазью.

— Не оставляйте необработанных участков кожи, нужно замаскировать человеческий запах.

Спустя полчаса все были готовы, а я мысленно помолился Саламандре:

«Пусть она и правда сработает!»

После «косметических» процедур мы послали вперёд пару разведчиков, а сами собрали вещи и двинулись вслед за ними. Можно было констатировать, что лёгкий отрезок пути закончился. Кроме завалов и провалов впереди нас ждал пронизывающий до костей ветер, грозящий скинуть с тракта в ближайшую пропасть.

Я сел на пританцовывающего Резвого и скомандовал:

— Идём вперёд.

— Куд-да вперёд? К-как здесь вообще можно перед-двигаться? — дрожа от холода, сказал Резвый. — У меня уже внутренних р-ресурсов не хватает.

— Ничего, — сказал я. — Ты же конь-огонь. Давай, жги!

— Я уже д-думаю, что, может быть, это и не такое плохое решение — вернуться обратно к-к Искре и поговорить с ней нормально.

— Знаешь что, Резвый? Я, пожалуй, вместо тебя призову кого-нибудь более сговорчивого.

— Д-да лад-дно теб-бе, хор-рош! Просто холодно, — ответил Резвый.

Затем он перестал дрожать, подогрел себя изнутри и всё-таки пошёл ходом по тракту. Я шёл в замыкающей группе. И тем временем я заодно вспоминал эту же свою дорогу в прошлой жизни.

Странно, но она почему-то особо не отложилась у меня в голове. И тут я вспомнил, что мы шли ещё до прорыва, считая этот тракт абсолютно безопасным. Более того, мы шли на исходе лета, может быть, в самом-самом начале осени, когда даже здесь ещё пригревало солнце, поэтому каких-то особых трудностей мы не испытывали.

Правда, кажется, впереди был один небольшой завал, но в связи с тем, что память из прошлой жизни постепенно вытекала из меня, как вода из сита, я уже плохо помнил, что именно случилось на том тракте. Где мы ночевали? Где останавливались на отдых? Нет, все эти события были невероятно далеки от меня.

В этот же раз, чтобы отвлечься от пронизывающего ветра и горстей снега, летящего в лицо, причём снежинки казались настолько острыми, что могли поцарапать кожу, я принялся осматриваться по сторонам.

Надо сказать, что сделано здесь было всё по уму. Это был тракт, не сказать, что слишком широкий, но проезжий, связывавший между собой две крупные империи. Здесь вполне могли разъехаться два экипажа, встретившиеся на пути.

Более того, со стороны, уходящей почти вертикально вверх скалы, периодически встречались работающие светильники, позволявшие раньше двигаться по тракту ночью. Днём они набирали свет, а ночью освещали дорогу. Да, конечно, осталось их не так много — хорошо, если один из десяти. Но те, которые остались, по большей части ещё работали.

Большая же часть всего обустройства тракта, конечно же, не сохранилась. Понятно, что за эти сотни лет сошло множество лавин, были камнепады, которые унесли вместе с собой всё, что должно было служить удобству человека.

Например, если со стороны уходящего вниз склона встречались пропасти или даже узкие ущелья, то на тракте в этих местах раньше обязательно стояли ограждения, причём выполненные на совесть. В наше же время от них остались по большей части одни лишь воспоминания.