«Когда так мягко стелют, спать будем на лезвиях», — мелькнула непрошенная мысль у Гориславы.

— Поверьте мне, я очень ценю всё то, что твоя семья и твой род делают для империи. Вам есть чем гордиться: и мужем, и детьми, и всем кланом Рароговых. Сейчас империя находится в таком состоянии, когда любое событие может привести как к её возвышению, так и к краху. Мы живём в такой момент, когда всё, что было раньше, уже не работает, приходится реагировать на опасности, возникающие одна за одной. А для этого нужно быть сильной несмотря на то, что чувствую я себя полнейшей развалиной.

Горислава держала себя в руках, всё больше изумляясь откровенности и горячности императрицы. Где та ледяная стерва, которая взирала на неё с трона все эти годы? Куда подевалась?

А Екатерина Алексеевна тем временем продолжала говорить, изредка прерываясь, чтобы отпить травяного отвара из кубка:

— Боги когда-то над нами пошутили, сказав, что чудо рождения новой жизни — это лёгкое, приятное занятие. До сего дня мне не довелось испытать радости материнства, но я очень надеюсь, что смогу вынести всё происходящее до конца и взять на руки собственного ребёнка. Но… мои личные силы на исходе, — императрица горько улыбнулась. — Меня обвесили артефактами, как ёлку игрушками, и всё это уходит будто в бездну. Я чувствую себя всё хуже и хуже. Я не могу ходить, не могу сидеть. Всё, что я могу — лежать. Ты не представляешь, чего мне стоило выйти на сцену. И сейчас я хочу задать тебе один вопрос. Я знаю, что ты сильно пострадала в Горном во время обороны от демонов, что ты практически выгорела и впала в магическую кому. Я, по уверениям лекарей, близка к тому же состоянию. Скажи, как ты смогла выбраться? Мне нужно доносить ребёнка. Любой ценой. Иначе трон оставить будет некому, а смуту в такое время империя может и не пережить.

Горислава взирала на Екатерину Алексеевну и видела, что та не лжёт. Уставшая, измотанная женщина здесь и сейчас зарывала топор войны. Не было это похоже на лесть, ни на тонкий расчёт, ни на какую-то политическую игру. Императрица, видимо, оказалась в том состоянии, когда готова обратиться за помощью даже к врагам. При этом Горислава прекрасно понимала, что конкретно врагами Рароговы и фон Адены для Светозаровых и империи никогда не были. Да, имелось личное соперничество между женщинами-магичками, но никак не вражда.

А потому Горислава решила ответить правду:

— Из этого состояния меня вытянуло капище. Если бы не оно, шансов бы не было. Оно стабилизировало меня и только после помогло вернуться. У тебя же, насколько я помню, тоже есть капище…

Раз уж императрица попрала протокол, Горислава тоже перешла на ты, как в давние времена, когда они обе ещё были юными девчонками и соперницами.

Императрица задумалась, а после по её лицу пробежала волна боли. Женщина схватилась за низ живота и едва ли не скрючилась, не в состоянии удержать стон сквозь зубы. Екатерина Алексеевна закрыла глаза, из уголков которых закапали слёзы. Сделав несколько глубоких вдохов и обождав, пока приступ боли завершится, императрица просто кивнула.

Горислава же едва ли не подумала, что у Екатерины Алексеевны начались схватки. Поэтому скромно уточнила:

— Какой срок?

Отдышавшись, та с болью в глазах посмотрела на бывшую соперницу:

— Должен быть третий месяц. Но что-то явно пошло не так.

Горислава оценила размер живота:

— Из собственного опыта… здесь больше похоже месяц на восьмой, если не на девятый.

«Это что же происходит? Это что же получается?» — в голове крутился рой мыслей, но что-либо сказать по этому поводу Горислава себе не позволила.

— Поезжай к капищу. Если кто-то и сможет тебе помочь, то только оно.

Как женщина женщину, Горислава понимала Светозарову. Поздний ребёнок, первый и единственный, которого императрица готова была сохранить любой ценой.