– Лениза, пожалуйста, не уходи.
«Я хочу все время видеть ее».
До этого момента Аластер не мог до конца признаться в этом самому себе, теперь он окончательно разобрался в своих чувствах. И Конн, читавший его мысли, резко спросил:
– А Флория? Что будет с ней? Она ждет тебя, сидя с матерью, в то время как ты здесь мечтаешь о родственнице Сторна.
– И ты еще меня за это упрекаешь? – огрызнулся Аластер. – Когда сам не можешь оторвать глаз от моей невесты!
«А я‑то думал, что у Аластера нет ларана, тогда как же он читает мои мысли? Или это все настолько очевидно?» – спросил себя Конн, холодея от страха.
Вслух же он вежливо ответил:
– Брат, у меня вовсе нет желания ругаться с тобой. Тем более под этой крышей. Я встретился с лордом Сторном, и поскольку ты здесь, то подумал, что ты тоже…
В ответ на его спокойные слова гнев Аластера не только не затих, но разгорелся с новой силой.
«Итак, несмотря на все уверения, что признает меня герцогом и лордом, Конн думает, что может, действуя за моей спиной, обо всем договориться со Сторном, даже не посоветовавшись со мной. Он продолжает считать людей Хамерфела у себя в подчинении!»
«Итак, – подумал Конн, – он считает, что, прожив двадцать лет в городе, вдали от Хамерфела, будучи просто хлыщом и пустозвоном, он может заявиться сюда и легко все устроить посредством дипломатии, забыв о долгой вражде Хамерфелов со Сторнами. Какая же в этом честь?»
Сейчас Конн от всего сердца желал, чтобы его брат мог прочесть его мысли. Вместо этого ему приходилось с трудом излагать переживаемое, в то время как Аластер, воспитывавшийся по‑городскому, точно знал, как и что говорить.
«К тому же он влюбился в эту девочку – внучатую племянницу Сторна. Знает ли она об этом? И есть ли у нее ларан?»
Наконец Конн медленно произнес:
– Полагаю, Аластер, что это твоя забота – бросить клич и поднять людей, которые все еще верны Хамерфелам. После этого король Айдан… – тут он спохватился.
Перебив его Лениза спросила:
– Значит – будет война? А я‑то надеялась, что, когда вы с моим дедом так разумно обо всем поговорили, можно найти какой‑то способ положить конец этой долгой вражде.
Глядя на Ленизу и пряча глаза от Конна, Аластер произнес:
– Хочешь ли ты, Лениза, чтобы между нами установился мир?
Неожиданно Конн, пытавшийся до сих пор сохранять благоразумие, разозлился так, что не выдержал и сорвался:
– Вот поэтому я и хотел, чтобы она не присутствовала при нашем разговоре. Есть вещи, которые нам надо обсудить, не впутывая в них женщин.
На это Аластер ответил:
– Твое деревенское воспитание делает тебя неучтивым, брат. В цивилизованных краях женщины имеют полное право наравне с мужчинами принимать участие в решении важных вопросов, которые в конце концов касаются их в той же степени. Разве хотел бы ты отстранить нашу мать, которая является работником Башни, от принятия таких ответственных решений, как это? Или ты считаешь Ленизу слишком молодой для обсуждения важных вопросов?
– Она – из рода Сторнов, – гневно ответил Конн.
Лениза выступила вперед и сказала:
– Именно поэтому решение касается меня лично. Я являюсь частью этой старинной вражды и унаследовала ее так же, как и вы, и так же, как и вы, потеряла благодаря ей отца, хотя – боги свидетели – едва его знала. Так как же вы можете говорить, что все это не моего ума дело и что я должна тихо сидеть в стороне, позволив другим решать за себя, что делать?
Конн взял себя в руки и попробовал говорить разумно:
– Дамисела, я не питаю к вам враждебных чувств. Лишь иносказательно, да и то с большой натяжкой, кто‑то мог бы назвать вас врагом. |