Перенос в иное время сопряжен со стремительным изменением нейронной структуры мозга – что, собственно говоря, и осуществляет моя машина с помощью приставки‑коммуникатора. Ваш мозг успевал перестроиться; подавляющее же большинство остальных людей не обладали этим счастливым даром. Вспомните ваших дублеров, хотя бы лучшего из них – этого Джорджа 0'Флешнагана! Мы смогли заслать кое‑кого ТУДА, но никто не вернулся ОБРАТНО! Либо они оказались не на высоте положения, и их зарезали, удавили, посадили на кол, – либо они не выдержали самого перехода. Все – прекрасные молодые люди, готов поклясться, лишь чуть‑чуть не дотянувшие до эталона. Но для успеха нашего фокуса требуется все – или ничего!

Теперь я хочу напомнить, Ричард, о бренности земного и о том, что ваш уникальный талант с возрастом слабеет – таковы законы физиологии, друг мой. Если вы не проявите разумную предусмотрительность, нам не свидеться ни на этом свете, ни в мире ином.

И еще одно – вы можете полностью доверять Джеку Хейджу. Как мне самому".

На этом запись кончалась. Блейд снял наушники, задумчиво глядя в окно. Когда скончался Лейтон, ему было сорок пять; еще два года он играл со смертью, совершив пару визитов в Измерение Икс, – уже при Хейдже, преемнике старого профессора. Потом – финиш. Все! Больше он не хотел рисковать. И уселся в это поганое кресло.

Его рука потянулась к телефону цвета слоновой кости, предназначенному для личных бесед. Он выслушал одного старика, ныне покойного; справедливости ради надо было поговорить и с другим, пока еще здравствующим.

– Дж.? Как здоровье?

– Отлично, Дик! С тех пор, как я уступил тебе свой кабинет, мои нервы и желудок в полном порядке. – На самом деле Дж, которому было уже под восемьдесят, сильно страдал от подагры. – Какие новости?

– Хейдж провел очередной запуск. На этот раз выбрал парня из своих краев – техасца.

– Я даже не спрашиваю о результатах, – после паузы вымолвил Дж.

Его лицо с неодобрительно поджатыми губами всплыло перед мысленным взором Блейда. Джек Хейдж был американцем, чего бывший шеф МИ6А решительно не одобрял – как и привлечения Соединенных Штатов к проекту. На похоронах лорда Лейтона, когда Хейдж произнес вполне подобающую случаю речь, Дж., склонившись к Блейду, пробормотал: «Англичанин Лейтон изобрел свой компьютер. Теперь американец Хейдж объяснит нам, какой прок от этой штуки. История с Бэббиджем повторяется!» Блейд не разделял предрассудков шефа; ему Хейдж нравился.

– Результаты интересные, сэр. Парень вернулся.

Дж. шумно выдохнул в трубку.

– Ты не шутишь. Дик?

– К сожалению, нет. И могу добавить – лучше бы он сгинул там, куда мы его послали.

– Дело так плохо?

– Не то слово. Я его еще не видел, но… по словам Хейджа, то, что вернулось, уже нельзя считать человеком.

– Хм‑м… Ну, когда дело поручают проклятому янки…

– Сэр!

– Ладно, ладно, я знаю, что ты ему симпатизируешь.

– Хейдж – не янки… Он – из Техаса и работал в Лос Аламосе, в Калифорнии. И вы же помните, как о нем отзывался Лейтон!

– И все же его светлость промахнулся. Я тоже помню, как он расхваливал Джека Хейджа… все совал мне под нос какойто мятый листок с уравнением, которое тот решил… Но одно дело – уравнения, и совсем другое ‑руководство таким проектом! Неужели во всей Англии не нашлось…

Блейд слушал воркотню Дж., и постепенно у него на душе становилось легче. Конечно, его бывший шеф иногда казался несносным старым упрямцем, но одна мысль, что он еще жив, действовала в подобные минуты как хороший коктейль.