Одна женщина, посмелее других, крикнула: «Взгляните!» – и поднесла Кэт горчичник, недавно выписанный из Калькутты, на оборотной стороне которого красными чернилами были отпечатаны фамилия аптекаря и клеймо фирмы.
– Что такое эта дьявольская штука? – свирепо крикнула она.
Женщина из пустыни схватила ее за плечо и заставила встать на колени.
– Молчи, безносая женщина! – кричала она дрожащим от страсти голосом. – Она сотворена не из той глины, что ты, и твое прикосновение осквернит ее. Помни твою навозную кучу и говори тихо.
Кэт, улыбаясь, подняла горчичник.
– А кто говорит, что это дело дьявола? – спросила она.
– Святой человек, жрец. Конечно, он должен знать.
– Нет, вы должны знать, – терпеливо проговорила Кэт. Теперь она поняла, и ей стало жаль несчастных. – Вы прикладывали эту штуку. Была она вредна тебе, Питиха? – продолжала она, указывая на женщину, стоявшую прямо перед ней. – Не один, а много раз ты благодарила меня за облегчение, которое дал тебе этот талисман. Если это было дело дьявола, то почему оно не сожгло тебя?
– Право, очень жгло, – ответила женщина с нервным смехом.
Кэт невольно рассмеялась.
– Это правда. Я не могу сделать мои лекарства приятными. Но вы знаете, что они приносят пользу. Что знают эти люди, ваши друзья – крестьяне, погонщики верблюдов, пастухи коз – об английских лекарствах? Разве они там, в горах, так умны, или жрец так умен, что могут судить о твоей болезни за пятьдесят миль отсюда? Не слушай их! Не слушай! Скажи им, что ты останешься, и я вылечу тебя. Большего я не могу сделать. Для этого я приехала сюда. Я слышала о ваших несчастьях за десять тысяч миль, и они жгли мне сердце. Ложитесь на свои постели, сестры мои, и велите уйти этим глупым людям.
Среди женщин раздался шепот. Они как бы соглашались и колебались. На одно мгновение решение склонялось то в одну, то в другую сторону.
Потом человек, который был ранен в лицо, крикнул:
– Какая польза от разговоров! Возьмем наших жен и сестер! Мы не желаем иметь сыновей, похожих на дьяволов. Подай голос, о отец! – обратился он к жрецу.
Святой человек выпрямился и сгладил впечатление призыва Кэт потоком брани, заклинаний и угроз. Люди начали проходить мимо Кэт по двое, по трое, почти насильно уводя с собой родных.
Кэт называла женщин по именам, умоляя их остаться, доказывала, убеждала, попрекала. Все было напрасно. Многие из них были в слезах; но ответ был один. Им жаль, но они только бедные женщины и боятся гнева своих мужей.
С каждой минутой палаты пустели. Жрец снова запел и начал бешеную пляску на дворе. Разноцветный поток спустился с лестницы на улицу, и Кэт увидела, как последнюю из тщательно оберегаемых ею женщин вынесли на безжалостный солнцепек. Только женщина из пустыни осталась рядом с ней.
Кэт смотрела окаменелым взглядом. Ее больница была пуста.
XX
– Есть какие-нибудь приказания, мисс-сахиб? – спросил Дунпат Рай с восточным спокойствием, когда Кэт повернулась к женщине из пустыни и оперлась на ее крепкое плечо.
Кэт только покачала головой, сжав губы.
– Это очень печально, – задумчиво сказал Дунпат Рай, как будто это дело совершенно не касалось его, – но все случилось из-за религиозного ханжества и нетерпимости, составляющих главную особенность жителей здешних мест. |