– Ао, моя маленькая обезьяна умерла, – сказал мальчик. Он беспокойно задыхался. – Мне нужна другая. Позволь мне пойти во дворец и выбрать другую обезьяну.
– Он не должен выходить из этой комнаты во дворец! – страстно сказала царица, обращаясь к Кэт. – Ты еще слишком слаб, возлюбленный. О, мисс-сахиб, он не должен идти!
По опыту она знала, что бесполезно противиться желанию сына.
– Это мое приказание, – сказал мальчик, не поворачивая головы. – Я пойду.
– Останься с нами, дорогой, – сказала Кэт.
Она раздумывала, можно ли будет через три месяца снова наполнить больницу и не преувеличила ли она опасность, угрожающую Нику.
– Я иду, – сказал мальчик, вырываясь из рук матери. – Я устал от этих разговоров.
– Позволите, государыня? – шепотом спросила женщина из пустыни.
Мать утвердительно кивнула головой, и мальчик очутился в объятиях смуглых рук, бороться с силой которых было невозможно для него.
– Пусти меня, вдова! – бешено крикнул он.
– Не хорошо раджпуту пренебрежительно относиться к матери раджпутов, царь мой, – бесстрастно ответила она. – Если молодой бычок не слушается коровы, он учится послушанию с помощью ярма. Небеснорожденный не силен. Он упадет среди проходов и лестниц. Он останется здесь. Когда ярость покинет его тело, он станет еще слабее. Даже теперь, – большие, блестящие глаза устремились на лицо ребенка, – даже теперь, – продолжал спокойный голос, – ярость проходит. Еще одно мгновение, небеснорожденный, и ты станешь не князем, а только маленьким-маленьким ребенком, таким, как те, которых я рожала, и увы! каких я уже не буду рожать.
При последних словах голова магараджа упала на ее плечо. Порыв страсти иссяк, оставив его, как она и предвидела, настолько ослабевшим, что он сразу уснул.
– Стыдно, стыдно! – неясно пробормотал он. – Право, я не хочу идти. Оставьте меня спать.
Она гладила мальчика по плечу, пока мать не протянула жадных рук и не взяла обратно свое дорогое дитя. Она положила ребенка на подушку рядом с собой, прикрыла его своим длинным кисейным платьем и долго смотрела на свое сокровище. Женщина сидела на полу, на корточках. Кэт присела на подушку и прислушивалась к тиканью дешевых американских часов в нише стены. Женский голос, певший какую-то песню, глухо и слабо доносился через стены. Сухой полуденный ветер вздыхал через изъеденные рамы окон. Кэт слышала, как лошади конвоя обмахивались хвостами и пережевывали пищу во дворе, в ста футах от дворца. Она слушала и думала о Тарвине с возрастающим ужасом. Мать еще ниже нагнулась над сыном; глаза ее были влажны от материнской любви.
– Он спит, – сказала она. – Что это он говорит об обезьяне, мисс-сахиб?
– Она умерла, – сказала Кэт и заставила себя солгать. – Я думаю, она наелась вредных плодов в саду.
– В саду? – быстро переспросила царица.
– Да, в саду.
Женщина из пустыни переводила глаза с одной на другую. Эти разговоры были слишком недоступны ей, и она стала робко поглаживать ноги царицы.
– Обезьяны часто умирают, – заметила она. – Я видела раз мор среди обезьян, там, в Бансварра.
– Как она умерла? – настаивала царица. |