— Вы о ком? — полюбопытствовала девушка, хотя и не очень надеялась на ответ.

— О королеве. Тебе ее жаль?

— Она получила то, что заслужила.

— Ты стала думать иначе. Потому, что она — жалкая человечишка?

— Потому, что она — редкостная дрянь. Я еще не научилась презирать людей столь изысканно, как вы.

— Все впереди.

Ромейн хмыкнула.

— Значит, твой знак оформился, — продолжал Меор вполголоса, — и это сокол. Прекрасно. И твои братья тебе все рассказали. И о Флорентис?

Это имя девушка слышала впервые. Она приподняла брови и обернулась к Меору.

— Флорентис?

— Значит, не рассказали.

— Кто это?

— Подумай. В мире магов все предсказуемо. Особенно, имена.

— Имена? Вы хотите сказать…

Ромейн замолчала. Имя «Флорентис» начинается с буквы «Ф». И это значит… это значит…

— Феррингейм?

Меор сдвинул брови.

— Не произноси вслух это имя. Здесь оно непопулярно.

Ромейн осторожно осмотрела гостей. Кажется, никто не услышал ее, все были так же оживлены и довольны. Ну, почти все.

— Что я должна знать о Флорентис? — снова спросила она.

— А ты уверена, что тебе стоит это знать?

— Знаете, что, — сердито проговорила девушка, — если вы начали говорить об этом, говорите. В противном случае, лучше и не начинать.

— Флорентис была самой младшей в той семье, — сказал Меор, — она примерно твоего возраста. Точнее, была бы, если бы осталась жива.

— Она умерла?

— Ей помогли умереть. И не спрашивай, кто.

Девушка и не собиралась этого делать. Все и так было ясно. Кто еще мог желать смерти Феррингеймам? Кто их убивал? Те, кого убивали они. Семейная вражда.

— Ей было шесть, — добавил бывший учитель, — но ее убили, невзирая на столь нежный возраст.

Ромейн посмотрела в свою тарелку и ей внезапно расхотелось есть.

— Зачем вы мне это говорите?

— Ты сама просила, — Меор пожал плечами.

— Вы первый начали этот разговор.

— Я только спросил.

— Нет. Вы начали. Вы знали, что мне об этом ничего не известно.

— Откуда я мог это знать? Ты теперь Рэйвенхилл, а стало быть, целиком и полностью на стороне своей семьи.

— А вы на чьей?

— Ни на чьей. Я на своей стороне.

— Вы говорили, что ненавидите Фер… я хотела сказать, ту семью, — поправилась она.

— Я ненавидел их по своим, личным причинам, не имеющим к вашей вражде никакого отношения. Но мне не нравится, когда убивают детей. Даже тех, чье имя начинается на букву «Ф».

Девушка машинально накручивала салфетку на палец. Обед ее больше не интересовал. До сих пор кровная вражда была для нее просто словосочетанием, ничего ей не говорящим. Да, из-за нее она попала в семью смотрителя, потом ее пытались убить, а потом ее нашла Оливетт. Но она совершенно ничего об этом не помнила, кроме самого факта. Это было не воспоминание, а просто слова. «Вражда», «Смотритель», «Пожар». Даже то немногое, что она помнила о том периоде, было каким-то бледным и смазанным. Словно события чужой жизни, увиденной ею.

Теперь же кровная вражда обрела смысл. Темный и мрачный смысл. Этот смысл гласил, что при кровной вражде следует убивать всех, даже маленьких, беспомощных детей.