Он спросил, как мне виски. Я не знал, как мне виски. Поэтому ответил, что еще не очень разбираюсь в односолодовом, но этот мне нравится. Мишель подвинул ко мне миску с орешками, я взял несколько, и он поставил ее обратно на журнальный столик, не угостившись сам. Я сделал второй глоток и заметил, что мне по-прежнему холодно.
– Можно мне вместо виски чашечку чая?
Мишель уточнил, какой я хочу чай, ведь у него столько разных сортов.
– Какой угодно, – ответил я, – лишь бы горячий.
Он пошел на кухню и по дороге прикоснулся к моей щеке и шее. Я вспомнил, что моя мама, когда я заболевал, так проверяла температуру. И все же его прикосновение не было родительским, а потому я улыбнулся. Несколько минут спустя, сразу после того, как пропищала микроволновка, он вернулся, и вот я уже обеими руками держал теплую чашку.
– Так намного лучше, – сказал я, чуть ли не смеясь от того, как хорошо мне стало от чая.
Мишель снова встал и включил музыку.
Я прислушался.
– Бразильская?
– Точно.
Он, казалось, был очень доволен собой. Сказал, что купил диск позавчера.
По моей улыбке он понял, что я догадался о причине покупки.
Понимаю ли я португальский? – спросил он.
Немного, а он?
Ни слова.
Мы рассмеялись. Оба нервничали.
Говорили мы в основном о своих прежних партнерах. Его бывший – архитектор, несколько лет назад переехавший в Монреаль.
– А твой? – спросил он. – И я не про женатика.
Значит, он не забыл о покинувшем меня человеке, после которого моя жизнь изменилась навсегда. Я рассказал, что самые длительные отношения у меня сложились с парнем, с которым мы вместе учились в начальной школе: почти пятнадцать лет спустя я встретил его в злачном гей-баре в пригороде Милана. Меня поразило его признание: он, оказывается, втюрился в меня, когда нам было по восемь лет. Я сказал, что у меня от него снесло крышу в девять. Почему он молчал? Почему молчал я? Почему ни я, ни он не знали, кто мы? Нам хотелось одного: нагнать упущенное. Мы поверить не могли, как же нам повезло снова встретиться.
– Как долго вы были вместе?
– Меньше двух лет.
– А почему расстались?
– Раньше я думал, что нас заел старый добрый быт. Но дело не только в этом. Он хотел усыновить ребенка, хотел даже, чтобы я его зачал. Главное – он хотел семьи.
– А ты нет?
– Даже не знаю. Я просто понимал, что не готов, и всецело посвящал себя музыке, как и сейчас. А главное – мне не терпелось снова зажить одному.
Он вопросительно на меня посмотрел:
– Ты что же, таким образом меня предупреждаешь?
– Не знаю.
Я улыбнулся, пытаясь скрыть смущение. Он задал явно преждевременный вопрос. Но на его месте я бы спросил то же самое.
– Наверное, мне не следовало ничего говорить. Но я смотрю на все это с другого конца. Разница в возрасте. Уверен, и ты о ней задумывался, причем не раз и не два.
– Разница в возрасте – не проблема.
– Разве?
– Я уже говорил тебе это в воскресенье. Короткая же у тебя память.
– Не помню такого.
– Склероз начинается.
– Я был слишком взволнован.
– А я нет, что ли?
– Я думал о тебе с тех пор, как мы попрощались у ресторанчика. Ложился спать, думая о тебе, вставал, думая о тебе, и весь понедельник провел в трансе, сам себя гнобя. Мне даже не верится, что ты сидишь теперь под моей крышей. – Он замолчал, поглядел на меня и прибавил: – И я хочу тебя поцеловать.
На этот раз он застал меня врасплох сильнее, чем когда поцеловал в лифте. |