|
Больше она его не видела. А теперь он наверняка умер, ведь прошло столько времени. Это было самое грустное, но все равно она об этом не плакала и никогда не будет. Они с братом поселились в квартирке в одном из ветхих домов старого Шанхая, и в одной комнате на той стене, где окна, была плесень, а потом, уже через много лет, дом снесли, чтобы проложить автомобильную эстакаду, которая теперь вечно забита новенькими легковушками, грузовиками, автобусами. Мать нашла работу на фабрике, где целыми днями приклеивала на DVD‑плееры крошечные пластиковые надписи. Ей дали электрический пистолет с горячим клеем, и она прилепляла по восемнадцать тысяч пластиковых полосок за двенадцатичасовой рабочий день, если хотела, чтобы в конце шестидневной рабочей недели ей заплатили. Примерно по две секунды на полоску. За два года, пока Цзин Ли и ее брат ходили в школу, строительная компания отца пошла в гору, он сумел купить небольшой участок земли и построить на нем трехэтажный многоквартирный дом. В том же году матери Цзин Ли так осточертели долгие часы на фабрике и запах клея, что однажды она заснула на рабочем месте и клеевой пистолет пустил ей в щеку длинную раскаленную струю. Ее уволили с фабрики, и она вернулась домой; за ней ухаживала Цзин Ли. Щека загноилась, и доктор, которому они платили, вырезал больное место и прижег рану. Она зажила, но остался неровный, бугристый шрам, а из‑за поврежденного нерва у матери искривился рот. Она укрылась в доме и больше никогда оттуда не выходила. За покупками ходили Цзин Ли с братом. После несчастного случая отец спал на складной кровати в гостиной и почти перестал разговаривать с матерью. Он больше не позволял ей себя стричь, хотя стал лучше одеваться. Вскоре отец начал обедать и ужинать в городе с мелкими правительственными чиновниками; иногда он брал на эти встречи брата Цзин Ли, и тот постигал премудрости бизнеса в новом Китае. А Цзин Ли учила в школе английский, прилежно, но без увлечения, как она теперь понимала, – надеялась, что так она сможет убежать от всего, что ее так угнетало. В двенадцать лет она заняла по английскому третье место среди школьников Шанхайского округа – в том числе среди детей богатых родителей, хотя к ним ходили репетиторы, знавшие, кому заплатить, чтобы раздобыть прошлогодний тест. Мать пришла на церемонию награждения, а отец – нет. А потом наступил день, которым она особенно гордилась: ее приняли в Харбинский технологический институт, один из лучших в Китае: он специализировался на космонавтике, мехатронике и автоматизации, технологии горячей обработки, коммуникациям и электронным системам, физической и оптической электронике. Ее группа сделала первую в Китае установку для изготовления плазменных панелей методом ионной иммерсии! Но на третьем курсе преподаватели посоветовали ей заняться американским капитализмом и информационными технологиями. Вы можете понадобиться нам для другого, Цзин Ли, сказали они. Конечно, за этим стояли ее отец и брат с их связями в правительстве. С ее помощью они надеялись разжиться. Использовать ее английский, приятную внешность, общительность. Иногда мы отправляем людей в Америку с особой целью, объяснили ей. С секретной миссией. И она стала изучать американские корпорации, историю Нью‑Йорка, переводила старые номера «Тайма», а еще слушала радиопередачи об автомобильном движении на Бруклинском мосту и по туннелю Авраама Линкольна. Она прочла смешной старомодный роман о Нью‑Йорке под названием «Яркие огни, большой город», и эта книга показалась ей бессмысленной. Она узнавала про такси и метро, про Крайслер Билдинг, про то, чем славится Гринвич‑Вилледж. А потом…
Как это было потрясающе – приехать в Америку! Хотя и странно. Она чувствовала, что с каждым днем, с каждой неделей меняется все сильнее, но не понимала, в чем заключаются перемены. Америка оказалась совсем не такой, какой она ее представляла. Люди здесь такие… такие свободные. Свобода жила у них внутри. Сначала она их ненавидела, считала глупыми и слабыми. |
