Есть вещи, которые себе не прощают никогда. Можно простить кого-то, можно, если сильно захотеть или найти причины, чтобы оправдать, но себя простить невозможно, и я знала, что будет чувствовать мой мужчина, когда проклятый император откроет ему всю правду. А он откроет. Обязательно. Я читала это в триумфальном взгляде и игре пальцев, отстукивающих свой личный победный марш на поручнях трона. Я бы согласилась умереть, но не позволить Нейлу видеть все, что Алерикс делал со мной. С нами. Пусть уйдет, считая меня презренной шлюхой, чем думает о том, что не смог меня защитить.
Как же мне хотелось позвать его. Сказать хоть слово. Просить не смотреть и не слушать. Умолять закрыться от всего, что ему приготовил Алерикс, но Нейл отгородился от меня. Он наглухо закрыл мне возможность говорить с ним. Я онемела изнутри, и каждая попытка произнести его имя вспыхивала болью в горле и жгла в груди. Не хочет слышать мой голос, не желает читать мои мысли. Я знаю, что Нейл уже убил меня в себе мысленно и похоронил. Сжег все картинки, где мы были вместе, превратил в руины наши воспоминания и вытоптал мои белые розы. Но когда я начну воскресать внутри него – он начнет умирать у меня на глазах, с каждым моим вздохом его собственный превратится в мучительную пытку. И я не хотела этой смерти, молилась, чтобы он жил. Пусть так, пусть с ненавистью ко мне.
Я жадно пожирала его взглядом, раздирая ладони до крови и не обращая внимание на то, что Алерикс вспарывал мне мозг запретами, а ноздри Деусов трепетали от запаха моего отчаяния, моих эмоций и моей крови. Мне было наплевать на всё с того момента, как Нейл Мортифер вошел в эту залу. Я знала, что вижу его в последний раз. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, нам больше не дадут увидиться. Пусть бы даже сейчас с меня снимали кожу по кусочкам, я бы не отвела взгляд от Нейла. Я бы подыхала, но каждую секунду агонии смотрела бы на него. Чтобы чувствовать. Да, я умела его чувствовать взглядом, словами и без слов. Не обязательно прикасаться, чтобы бить или ласкать; чтобы стоять на коленях, не нужно падать на пол, а чтобы умолять и плакать, не нужно заливаться слезами. Достаточно просто смотреть и чувствовать, как внутри течет соленый океан отчаяния, и я тону в нем, рыдаю и кричу внутри. Так громко и оглушительно… И он не слышит меня, потому что не хочет слышать, а когда услышит… у нас уже не останется времени. Самой ценной валюты в любом из миров. Вот они, бриллиантовые, золотые, платиновые секунды уходят с молотка по дешевке в никуда. Когда будет озвучена их истинная цена, они уже станут недоступными. Как для него, так и для меня.
Какой же он сильный по сравнению с ними со всеми. Словно выше их на несколько уровней, и все эти аристократы не годятся вылизывать даже подошву его сапог. Их отличает одно самое едкое различие – Нейл не боится смерти, он не боится ничего в этом проклятом мире, а они все… они все боятся скованного в кандалы и цепи, приговоренного на вечное изгнание Верховного консула.
Снова бег времени… он отстукивает у меня в висках неумолимой секундной стрелкой, пока Нейл наконец-то не посмотрел мне в глаза, и я поняла, что это конец – вот она, агония, которой я так боялась. Вот она, истинная цена каждой секунде. Озвучена императором. Непомерная и настолько высокая, она уже не по карману нам обоим. И по моим щекам бегут слёзы, когда я чувствую, как от его сердца отрывается кусок за куском, когда вижу, как от ярости блестят его глаза. От ярости и того же едкого, отчаянного бессилия… Не надо… не ненавидь себя, пожалуйста. Не смей себя ненавидеть. Ты не виноват… Я виновата. Нам не суждено. Мы ведь знали это изначально, и ты, и я. Обреченные и приговоренные к высшей мере проклятой иерархией, отличиями и тем самым «никогда», которое сжало сердце колючей проволокой, еще когда я увидела тебя впервые. Ты приговорил меня… а я даже не думала, что вынесла приговор и тебе. |