Сожаление. Почему она смотрела на меня с сожалением? Будто знала что-то большее, и я уже начинал понимать, что. Я уже чувствовал, как исчезает воздух из лёгких и стынет в жилах кровь. Я боялся закрыть глаза, увидев одну лишь улыбку Алерикса, пальцами ласкавшего её влажные щёки.
И я смотрел прямо на неё, понимая, что ни хрена я не умирал в камере. Я, к сожалению, остался жить, чтобы сдохнуть прямо здесь, на ее глазах, пока этот больной выродок проецировал в мои мысли всё, что делал с ней. Все остальные видели, как там, на экране, Лия Милантэ, самый обычный нихил, в страхе за жизнь хозяина, а значит – и за свою, впустила в своё сознание Алерикса, а я смотрел, как она отбивалась от него, не позволяя прикоснуться, угрожая мной, угрожая оружием, такая смелая и беззащитная, слишком беспомощная перед ним. Смотрел, как он издевался над её телом, и ощущал, как опускается плётка не на её спину, а на мою. Океан её боли, захлестнувший с головой, без возможности выплыть, сделать вдох.
И вдруг её тело в ванной и нож… А я качаю головой, не веря. Только не она. Моя девочка всегда слишком любила жизнь…
И срываются все тормоза, и уже плевать на тех, кто ждал лишь одного приказа здесь. Плевать на планы, на всё, кроме одного – дикой потребности убить эту гниду.
Мир вокруг темнеет, сужаясь до единственной цели. Рывок вперед, утягивая за собой стражников, разрывая цепи на руках…
21 глава
Я не могла себе представить, что кто-то закованный в цепи может выглядеть настолько же величественно, как и те, кто окружал его со всех сторон в роскошных одеяниях, сверкая драгоценностями, и держали под прицелом пристальных взглядов. Нейл Мортифер вошел в залу суда так же, как входил в залу, полную гостей, или на полигон к своему войску, – высокомерный, самоуверенный и не сломленный, словно это он пришел судить, а все они здесь жалкие заключенные, приговоренные Верховным консулом. Он шел с гордо поднятой головой и прямой спиной, отчеканивая каждый шаг вместе с бряцаньем железных браслетов, сжимающих голенища сапог снизу, и я могла поклясться, что его стражи соблюдали дистанцию, невзирая на кандалы и ограниченные возможности из-за обсидиановых наручников. Они его боялись, как и все здесь. В какой-то мере даже я, простая смертная, чувствовала их страх. Мой мужчина. Не сломленный, не покорившийся и не утративший свою силу. Лучший из них и в чем-то худший хотя бы потому, что стража обступила его кольцом, не давая приблизиться ни к трону Алерикса, ни к столу судей. Мне захотелось истерически рассмеяться – их здесь сотни, а он один, и каждый из них дрожит при взгляде на заключенного точно так же, как если бы дрожали перед ним в его кабинете, стоя на коленях. Вот она, настоящая сила и власть – она далеко не в кулаках и в оружии, она в нем самом.
Я подалась вперед, шумно выдохнув, но стальные пальцы Алерикса впились в мое колено, удерживая на месте.
«Никаких спектаклей, иначе я позабочусь о том, чтоб ты увидела самый рейтинговый здесь с Нейлом в главной роли. Хоррор в чистом виде, или ты предпочитаешь смерть в прямом эфире? К чёрту отрепетированные акты – только живые эмоции. Я даже запишу его для тебя на флэшку».
Опустошенная, полумертвая и одновременно живая, настолько живая, что мне казалось на мне отсутствует кожный покров, и каждый взгляд Нейла причиняет мне страдания, как по обнаженным нервам. Нет, мне не было больно от ненависти, которая сверкала в его ледяных синих глазах. Мне даже не было больно, когда на его безумно красивом лице читалось презрение ко мне. Я знала, что это ненадолго, что у него остались на ненависть всего лишь считаные минуты и секунды до того момента, как он начнет истекать кровью изнутри и умирать у меня на глазах уже от ненависти к себе.
Есть вещи, которые себе не прощают никогда. Можно простить кого-то, можно, если сильно захотеть или найти причины, чтобы оправдать, но себя простить невозможно, и я знала, что будет чувствовать мой мужчина, когда проклятый император откроет ему всю правду. |