- Пираты, - согласились упорные чигане. - Финикийцы. Треть от обещанного.

Сошлись на четверти. Василий уплатил, поставщики зайцев мигом испарились, продолжая теребить свои носы. Обычай у них такой, либо опасались получить "по сопатке"?

Хозяин конюшни с зайцами остался доволен. Может быть, если бы он был помоложе, да пришел в лоно церкви не по зову души на старости лет, а по профессиональному набору в юношестве, табуном лошадей можно было распорядиться не менее корыстно, чем "живыми" деньгами. Но не нужны ему сейчас были ни деньги, ни лошади. Покой - вот и все, чего жаждала душа старого солдата. А зайцы для этого - самое то.

При его содействии Васино заявление без задержек миновало недра стола camerlingo и попало к самому Бате-хану.

- Ого! - сказал главный поп. - Тут-то мы и развлечемся. Кардиналы и епископы, легаты и постулаты, сейчас вы увидите, как могут низко пасть те, кто желает высоко взлететь.

- Непонятно, - ответили все вышеперечисленные хором.

- "Как сослужите вы службу, я приму казну,

Не сослужите службы - головы срублю (слова из беломорской былины, примечание автора)". Так и передайте этим ливонцам, - сказал Батя-хан и хлопнул ладонями о столешницу.

Передали, конечно, очень быстро. После удачной шутки с зайцами ливонцы обрели некоторую популярность. Видимо поэтому и взбеленился Батя-хан, обостренное чувство юмора которого состояло полностью из "чувств" и вообще не состояло из "юмора". На тот момент он полнился негодованием: как они, дикари, могут шутки шутить и зайцев за коней выдавать? Дары, конечно, дело хорошее, но смиренность - еще лучше.

Ему хотелось топать ногами и кричать: "Где мои кони?" Лошадей у него в хозяйстве хватало, но разве могут быть лишними средства для передвижения? К тому же древней северной породы?

Впрочем, не кони, так что-нибудь иное могла вызвать гнев у столпа новой веры. А холуи бы заметили, что гнев - справедливый. Так принято во все времена и у всех народов, лишь бы царь был, а услужливо им восторгаться найдется не одна дюжина прикормленных к власти людей.

Сначала и Вася, и Добрыша порадовались, что так быстро удалось пробиться на аудиенцию. Оба сразу же воспряли духом, представив, как один поедет жить к ненаглядной Маришке, а другой отправится в Сельгу, чтоб просить руки Настеньки. Обрадованные такими перспективами, они сразу и не заметили, что возле них образовалась стража из иноземных наймитов (швейцарцы в этом деле преуспели и навсегда закрепились в таком качестве, примечание автора), и возможности свободного передвижения свелись к нолю.

- Это как понимать, господин податель взятки? - поинтересовался Добрыша, когда получил очередной запрет на выход из опостылевшего постоялого двора.

- Пока думаю: никак, - ответил Василий. - Может их Батиханство не с той ноги встало, а, может, охраняют нас таким вот образом.

Их обоз с драгоценным грузом оставался на прежнем месте, причем, за охрану его Вася продолжал рассчитываться из своего кармана. То, что к подносителям мзды относятся с долей неуважения, он принимал, но вот не хотелось мириться с открытым пренебрежением, хоть тресни! Может быть, следовало послать к чертям собачьим всякие дипломатии! Это настроение он от себя гнал, понимая, что такие мысли - всего лишь влияние независимого от чьего бы то ни было расположение духа Добрыши Никитича.

Обретя союзника в виде помощника camerlingo, Вася попытался разузнать, к чему все эти телодвижения могут привести, но прояснить ситуацию толком не сумел. Тот мямлил что-то о развлечениях, соревнованиях и прочую чепуху. Какие, в пень соревнования, если они прибыли с дипломатической миссией!

- Знаешь, друг Бартоломео, - сказал он старому солдату в рясе. - В писании Иисус провозглашается Логосом, что есть Слово. Будь нашим Словом к Бате-хану, стань, как Иисус проводником мысли.