) Давайте смотреть картины
Пупки и забудем про войну. Так вот, это, - сказал он, останавливаясь перед
Венерой, - это, на мой взгляд, хорошо. Да, Пупка, на мой взгляд, это хорошо.
Усы... Это говорит о том, что вы перешли некий художнический Рубикон и
чувствуете себя достаточно сильной, чтобы шутить. Это вроде тех чудесных
анекдотов с бородой в книге Парснипа "Снова в Гернике". Ты растешь, Пупка,
дорогая моя.
- А вдруг это влияние ее старого проходимца...
- Бедный Безил, быть enfant terrible {Ужасным ребенком (франц.).} в
тридцать шесть лет уже само по себе довольно печально, но выглядеть к тому
же в глазах младшего поколения неким одряхлевшим Бульдогом Драммондом...
{Бульдог Драммонд - герой детективных романов английского писателя Г. С.
Макпила (1888-1937), благонамеренный и добропорядочный гражданин,
детектив-любитель, раскрывающий множество ужасных преступлений.}
Эмброуз Силк был старше Пупки и ее друзей; собственно говоря, он был
сверстником Безила, с которым поддерживал призрачное, полное взаимной
насмешки знакомство с последнего курса университета. В ту пору в Оксфорде
середины 20-х годов, когда последний из бывших фронтовиков уже покинул его
стены, а первый из озабоченных политикой пуритан либо еще не основался там,
либо ничем не заявил себя, - в ту пору широких брюк, джемперов с высокими
воротниками и автомобилей, стоявших ночью в Тейме у "Орла", люди еще почти
не подразделялись на группы и группки, и своего рода духовной изощренности в
погоне за наслаждениями было достаточно, чтобы связать двух друзей, которых
в последующие годы далеко - так, что оклика не слыхать, - отнесло друг от
друга волнами иных, более широких морей. Эмброуз в те дни участвовал
смехотворно-бесславно в скачках с препятствиями, устраиваемых колледжем
Христовой церкви, а Питер Пастмастер явился в танцзал в Рединге в женском
наряде. Аластэр Дигби-Вейн-Трампингтон, хоть и был углублен в примитивные
эксперименты, имевшие целью выяснить, как далеко готова зайти с ним та или
иная похотливая девица, только что выпорхнувшая в свет, все же находил время
выбраться в Миклем, где, прихлебывая портвейн, без всякого порицания
выслушивал подробные рассказы Эмброуза о безответной любви к
студенту-гребцу. Теперь Эмброуз редко виделся со старыми друзьями, за
исключением Безила. Эмброуз вообразил, что все его бросили, и порою, когда
его заедало тщеславие и налицо была соответствующая аудитория, выставлял
себя мучеником искусства, человеком, не пошедшим ни на какие уступки Мамоне.
"Я не во всем с вами согласен, - сказал он однажды Парснипу и Пимпернеллу,
когда те начали объяснять ему, что, только став пролетарием (с этим
выражением у них не связывалось педантского намека на необходимость рожать
детей; они просто хотели сказать, что он должен заняться каким-либо плохо
оплачиваемым, неквалифицированным механическим трудом), он может надеяться
стать мало-мальски ценным писателем, - я не во всем с вами согласен, дорогие
Парений и Пимпернелл, - сказал он. |